Молчание костей
Шрифт:
– Я ничего не видела, – ответила я.
Женщина мягко кивнула в знак одобрения.
– Можешь отправляться своей дорогой.
Это какая-то ловушка? Я никак не могла понять, с чего бы аристократке проявлять такую доброту. Я тщательно продумала ответ:
– Я не могу бежать. Некуда.
– Но у тебя есть дом.
– Когда рабы сбегают, их родной дом проверяют в первую очередь. – А еще дом слишком далеко от могилы брата. Я должна была сдержать свое обещание. – Так что теперь у меня нет дома. Я не могу стать кем-то иным, не тем, кем меня породили.
– И кем же тебя породили?
– Служанкой. Я принадлежу полиции
– Служанкой, значит… Посмотри-ка на свои запястья. Что-то я не вижу на них цепей.
– Но я заклеймена.
– Старые шрамы можно выжечь.
Сердце в моей груди забилось тяжелее и медленнее. Ее слова были опасны, мятежны – и в то же время так сладки.
– Выжечь?
– Наши судьбы не высечены на камне, дитя.
Она немного прошла со мной вдоль дороги, окруженной полями колышущейся на ветру травы. Совсем скоро она вернется обратно к своим слугам, а мне придется идти дальше одной.
– Например, раб Чан Ёнсиль [19] . Он прекрасно это осознавал и при короле Седжоне [20] занял должность при дворе и стал прославленным изобретателем. Даже в древние времена многие рабы благодаря своей храбрости становились генералами. Как никто не рождается сразу со всеми почестями, так никто и не рождается рабом.
Да кто эта женщина такая? Она поправила одежды, и я разглядела у нее на шее ожерелье с бусинами и странным украшением в виде двух перекрещивающихся деревяшек. Кривой, непропорциональный крест.
19
Чан Ёнсиль (1390 – после 1442) – корейский ученый и изобретатель, родившийся наби, но служивший при королевском дворе.
20
Седжон (1397–1450) – четвертый король Чосона.
Три
Я сидела на краю террасы в окружении знакомых высоких стен полицейского ведомства. Облака над моей головой заслоняли звезды и щепку луны, ночное небо было непроглядно черным, и лишь где-то на востоке эхом разносилось волнение одинокой птички.
Все горело от боли, но больше всего ныла голова, наполовину покрытая уже засохшей кровью. Хеён успокоила меня, что все будет в порядке, и ушла за сумкой с лекарствами, чтобы обработать и перевязать раны. Мне оставалось лишь прижимать к ране кусок ткани и ждать.
Но сейчас я даже при большом желании не могла бы двинуть и мышцей. На меня навалился вес последних часов – с той минуты, как я проснулась в лесу в полном одиночестве, а потом на босу ногу дошла до ведомства, встретив по пути загадочную женщину, – и пригвоздил меня к месту.
– Так, значит, она вернулась, – услышала я слова проходившего мимо полицейского. Глядя на меня, он замедлился. – А я думал, убежит, как в прошлый раз.
– Вы бы видели ее, когда она только пришла, – ответила старшая служанка, в руках которой дрожал поднос с чашками. – Волосы свисают на лицо, а платье – ох, платье! – мокрое до нитки и порвано, прямо как у попрошайки какой-то.
– Айгу [21] . –
Я прижала кусок ткани и ладонь к ушам, пытаясь заглушить голоса, однако это не помогло – я все еще их слышала, пусть и не так громко.
– Вы только посмотрите на нее, да она же наверняка в ярости! Бросили ее там умирать, а она…
– Тихо!
Я сразу поняла, что причина их внезапного молчания стоит буквально в нескольких шагах от меня. У меня заколотилось сердце: на краешек террасы сел инспектор Хан, пусть и не совсем рядом со мной: между нами запросто поместилось бы еще два человека. А потом он заговорил глубоким и тихим, как ночь, голосом:
21
Айгу (кор. ) – междометие, передающее широкий спектр эмоций (чаще негативных) от удивления и восхищения до негодования.
– Мы тебя не бросали.
Я смотрела на его грязные кожаные сапоги, не в состоянии придумать, что бы сказать в ответ.
– Я послал людей на твои поиски и только-только их отозвал. Я бы ни за что не бросил ни своих полицейских, ни тамо.
Я почувствовала, как на груди слегка полегчало.
– Спасибо, господин, – робко поблагодарила я, глядя на его сапоги.
Между нами повисла тишина. Я подняла взгляд и увидела, что он повернулся ко мне. Впрочем, сказать наверняка, смотрит ли он на меня, я не могла: тень от полицейской шляпы полностью скрывала его глаза.
– У меня была младшая сестра, – неожиданно пробормотал он. – Твоя ровесница была бы, если бы не умерла.
Я молча поблагодарила мертвую девчушку за то, что она напомнила своему брату о моем существовании. Иначе он бы наверняка бросил меня. Для большинства вельмож я была всего лишь служанкой, и заменить меня было проще простого.
– Я перед тобой в долгу, – вдруг сказал он.
Я удивленно моргнула.
– За что, господин?
– Без тебя я был бы уже мертв.
– Для меня большая честь служить вам, господин. Но приди я раньше, вас бы не ранили.
– Кровь была не моя, а моего коня.
Я вспомнила брыкающееся на земле животное, мотающее головой вверх-вниз.
– О…
– Подойди, – подозвал он меня.
Во мне разгорелось удивление. Инспектор Хан всегда держался поодаль как от полицейских, так и от тамо. Я подвинулась к нему и тут же задалась вопросом, чувствует ли он жар моей взволнованности.
– Протяни ладонь.
Я подняла руку, и он вложил в мою ладонь что-то тяжелое и холодное: украшение с кисточками, норигэ, как то, что было у госпожи О, – только другого цвета и формы. Это была вырезанная из янтаря черепаха на длинной кисточке из голубых шелковых нитей.
– Я хотел подарить его сестре на день рождения, но не успел. Доверяю его тебе до тех пор, пока не исполню данное тебе обещание.
– Обещание, господин?
– Скажи, что ты желаешь больше всего? – спросил он. – Обещаю, оно будет твоим.
Я все еще глядела на украшение, не веря своим глазам, и правда соскользнула с моих губ прежде, чем я смогла полностью осмыслить, что под ней может крыться:
– Дом.
Его взгляд скользнул к метке у меня на щеке, и я тут же попыталась забрать свои слова обратно: