Молчание пирамид
Шрифт:
Вечер в ресторане был в самом разгаре, веселился тут, в основном, народ студенческого возраста, поэтому Самохин выбрал место возле стены, чтоб не мешали танцующие, и ожидая, когда принесут ужин, стал исподтишка рассматривать публику.
И тут почувствовал на себе взгляд, который узнал мгновенно и непроизвольно обернулся…
Нищие сидели сразу же у входа, за толстой квадратной колонной, по прежнему потупленные, только теперь над тарелками. Ели они медленно и даже как-то нехотя, словно исполняя некую обязанность, совершенно не внимая прыгающему и орущему вокруг миру, как бы если находились
Должно быть, таксист заметил интерес Самохина, поскольку склонился к уху и сказал тоном гида:
— Эти как раз со Стеклозавода. Местная достопримечательность.
— Кто? Нищие?
— Ну… Глухонемые они, и с головой у них… В общем, ненормальные. Там такие и остались.
— Где — там?
— На Стеклозаводе. Нормальные разъехались…
— Я их встречаю сегодня в третий раз. — признался Самохин. — И все в разных местах…
— Всю жизнь побираются ходят, — с удовольствием стал рассказывать таксист, видимо, в предвкушении ужина. — Бывало, едешь зимой, а метели тут ого какие! Столько народу померзло… А они идут, за ручки держатся, христосики, и хоть бы что…
— Как они добрались-то сюда? На чем?
— Может, на попутках, или пешком. Для них это не расстояние… Я тут уж лет пять не бывал, думал, и в живых-то нет, а гляди — ничего, все ходят! Даже в ресторанах подкармливают…
— Что они в аэропорту делали?
— Не знаю… Может, теперь у них там точка. У нищих ведь тоже все поделено, как нас. На чужую территорию друг друга не пускают…
— Здесь нищих много?
— Да как везде сейчас. Больше, конечно, пьянь всякая…
— И эти тоже?
— Эти без вина как пьяные. Дуракам всегда хорошо, счастливые…
В это время официантка принесла ужин и Самохин наконец-то повернулся к своему столу.
— Странно… Они будто притягивают.
— Все безобразное притягивает, — философски заметил таксист, работая ложкой. — Впрочем, как и прекрасное…
— Они же, наверное, домой идут, на Стеклозавод?
— Кто их знает… Наверное…
— Возьмем завтра с собой, — решительно сказал Самохин. — Пойду скажу им…
— Не возьмем, — мгновенно отозвался таксист. — Филантроп, что ли?
— Извини, я нанял машину, и между прочим, за хорошие деньги…
— С них вши ползут, вот такие! Чесаться потом замучаешься…
Он сказал это так выразительно, что Самохин и впрямь ощутил зуд. А таксист, видимо, вспомнил, что перед ним клиент, да еще кормит в ресторане за свой счет, засмущался и добавил примирительно:
— Понимаешь, психологически не могу взять их. Потому, что сам… тоже вот, подаяние принимаю. Мне на них смотреть… Я же когда-то тоже человеком был, семнадцать лет руководил тем самым стеклозаводом. Хрустальное производство наладил, на выставки ездил… Да ты не переживай, они скорее нас там будут. У побирушек нога скорая…
Через минуту Самохин обернулся — нищих уже не было…
Утром его разбудил водитель, постучав в двери, и сразу же заторопил, не дал даже умыться, мол, пока нет дождя, надо прорваться через лога. Он снова стал молчаливым, однако каким-то нервным, резким в движениях: кажется набрался злости и от того грубовато вел машину. После ночного дождя в выбоинах стояли глубокие
Вероятно, когда-то здесь было огромное, километров на двадцать в поперечнике, и теперь заболоченное озеро, почему-то отмеченное на карте как хвойный лес с редкими, голубыми штрихами. Если тут была гравитационная аномалия, то в положительную сторону, поскольку местами машина становилась тяжелой, как утюг, и едва выползала из вязкой присасывающей трясины. И если Допш проваливался сквозь землю, то наверняка где-нибудь здесь…
За болотом таксист свернул с бетонки и поехал совершенно сухим проселком вдоль электролинии.
— Считай, добрались, — вздохнул он облегченно.
Однако ехали еще час по старым вырубкам, заросшим густыми осинниками, пока не оказались на совершенно ровной, накатанной песчаной дороге, по которой тянулся свежий, спаренный след. Самохин глянул на водителя и тот усмехнулся.
— А я тебе что говорил? Они уже тут…
Каменные трубы стеклозавода появились внезапно и напоминали высокие пни, между которыми тянулись ряды одноэтажных корпусов, и за этим промышленным пейзажем разбегались в разные стороны обыкновенные деревенские улицы. Ничего не спрашивая, таксист подрулил к зданию заводоуправления, где вроде бы еще теплилась жизнь в виде штор на окнах и целых стекол, тогда как в цехах зияли пустые проемы. Мало того, сохранилась даже Доска Почета с блеклыми фотографиями под стеклом и совсем выцветшими надписями.
— Жди меня здесь. — Самохин вышел из машины и взял сумку. — Приду завтра утром.
— Погоди! — спохватился таксист. — Ты мне деньги отдай.
— Куда я тут денусь? У меня обратный билет на самолет.
— На какой рейс?
— В воскресенье, на вечерний. Таксист подумал, поскреб щетину.
— Нет. Заплати на всякий случай.
— Что же может случиться-то?
— Ты куда нацелился? В Горицкий бор?
— Тебе-то что?
— Да ничего. Куда тут еще можно пойти? Не хотел говорить, отпугивать… Но это место проклятое.
— Кем проклятое?
— Откуда я знаю? Так говорят. Люди уходят и не возвращаются. Так что заплати за проезд сначала и иди куда хочешь.
Самохин достал деньги.
— Ты сам-то бывал в этом проклятом месте?
— Нет, и не тянет.
— А говоришь… Может, слухи только.
— Может. — Таксист с некоторой брезгливостью спрятал деньги и сразу стал словоохотливым. — Только я в позапрошлом году сюда одного ученого привез, из Новосибирска. Пожилой такой, умный дядька. Философ, между прочим, профессор… Ушел в Горицкий бор — и с концами. Потом меня по милициям затаскали, родня его достала — куда дел профессора. У тебя много родни?