Молчание
Шрифт:
— Сегил, оставь нас. — Я дергаю головой в сторону дверей.
Это привлекает внимание Каламити. Ее испепеляющий взгляд обращается в мою сторону, горячее предупреждение в нем очевидно и смертельно опасно.
— Но сир, я не…
— Я закончу татуировку для нее, Сегил, — отвечаю я, но смотрю прямо на нее, осмелится ли она отказать мне в этом.
Ее губы раздвигаются, как будто она собирается именно это и сделать, но что-то в моем взгляде должно быть останавливает ее.
Смущенный и явно растерянный, Сегил кланяется мне, поворачивается,
Каламити ничего не говорит, просто продолжает смотреть на меня в молчаливой ярости.
Скольких любовников она завела за последние несколько дней, пока я ее искал? Я никого не трахал, был слишком одержим ее поисками, и один лишь ее запах вызывает жажду крови. Мы с ней — два бешено бьющихся сердца. Ее темные, фиолетовые вены словно предлагают мне себя под ее полупрозрачной кожей.
Края моего зрения пульсируют. Рот наполнен слюной и ядом, я рискую подойти к ней, когда она продолжает сидеть на этом бархатном черном диване. Я должен уйти, пока это не зашло дальше, но идея закончить ее татуировку, быть тем, кто ее пометил, сильнее любого чувства самосохранения.
Она отказывается смотреть на меня, спокойно глядя вперед, пока я устраиваюсь поудобнее и тянусь к спящему тату-пистолету. Крошечные капли ее крови, просочившиеся сквозь чернила, сокрушают меня. Но я каким-то образом нахожу в себе силы игнорировать ее призыв.
Поднимая его, я обращаюсь к многовековому боевому опыту, к внутренней силе, чтобы сдержать желание броситься к ее шее. Ее рука твердая, покрытая женскими мускулами, как у всех женщин нашего вида, кожа теплая в моем захвате. Я держу ее одной рукой, а другой нацеливаю иглу.
Никто из нас не говорит, пока я продолжаю начатое Сегилом. Каждый проход иглы вызывает новый всплеск этой сверкающей крови. Я постоянно тяжело сглатываю, пока работаю, член беснуется в штанах. Ей достаточно взглянуть на мою промежность, и у нее не останется сомнений в том, что у меня на уме.
Потянувшись за тряпкой на стальном столе, я вытираю ее татуировку. На ней остаются чернила и ее кровь. Ее сладкая, мускусная, пульсирующая кровь.
Я зажмуриваю глаза, этот рев нарастает в моей голове. Укусить. Рвать. Сосать. Владеть ею.
Стол отлетает от нас с силой, достаточной, чтобы отправить его в полет. Сначала я думаю, что это была она, пока не вижу, как моя собственная рука бросает татуировочный пистолет в ту сторону, куда полетел стол.
Каламити вздрагивает, лежит на диване, огромные глаза следят за моими движениями.
А я возвышаюсь над ней по идеальной дуге, как вампир из старых сказок, поднимающийся из своего склепа, чтобы поглотить невинную девственницу. Только она не девственница, и я понятия не имею, с кем она трахалась последние несколько дней.
Когда она должна была трахать только меня.
Я взбираюсь на диван и тянусь к ее брыкающимся ногам.
— Не надо! — огрызается она, грудь вздымается. — Не смей начинать то,
— Я буду лакомится твоей киской. Сейчас. И я умею чертовски хорошо доводить дело до конца. — Я слышу свой искаженный голос как будто издалека. Мои татуированные руки тянутся к ее черным джинсам, разрывая молнию. Отплачиваю ей той же услугой.
Каламити выгибается подо мной со вздохом, и вид ее клыков сквозь приоткрытые губы выводит меня из равновесия.
— Ты пьешь меня, пока я глотаю каждую каплю, которую мне подарит твоя киска, — рычу я на нее, стягивая джинсы…
Сукин. Ты. Сын. На ней нет нижнего белья.
— Ты все время так ходишь? — огрызаюсь я, перекидывая ее потрепанные джинсы через плечо.
Бесстыжая, она откидывается назад, раздвигая сочные бедра. Все здравые мысли, которые я когда-либо имел или когда-либо буду иметь, разбиваются о бархатную, блестящую плоть между ее бедер, когда ее губы раздвигаются, обнажая набухший клитор. Я задыхаюсь от его запаха, от того, как сильно хочу всосать его в рот, когда у нее хватает наглости бросить мне свой ответ.
— Это облегчает доступ. Почему бы и нет?
— Будь ты проклята богами, Каламити. — Я поднимаю ее одной рукой, прижимая к спинке дивана, и проникаю между ее ног.
У меня даже нет шанса попасть туда. Она опережает меня, длинные, изящные пальцы работают между ее обнаженными, пухлыми складочками. На лобковой части виднеется небольшой островок темных волос, идеальное украшение этой прекрасной киски.
Рот приоткрыт, грудь вздымается, пока я пытаюсь вернуть себе вежливость, я смотрю, как эти пальцы зачерпывают сочную влагу. Затем, злая ухмылка преображает ее невинное в остальном лицо, она подносит эти пальцы к моему рту, шепча:
— Попробуй.
И я понимаю.
Это конец пути.
Точка невозврата.
Мы собираемся безвозвратно измениться. Она хочет обладать мной, и после сегодняшнего дня я никогда не смогу жить спокойно, если не буду обладать ею.
Все это королевство — мой брат и ее мать — может не выдержать такого предательства.
Но у меня нет иного пути.
Застонав, я прижимаюсь к ней, всасывая в рот ее пальцы.
Глава 14
Ее вкус делает именно то, что я и предполагал, — высвобождает свирепость, которая погубит нас обоих. Я провожу языком по ее пальцам, всасывая как можно больше ее вкуса, прежде чем приникнуть к ее киске.
Я опускаюсь на нее в длинном лизании, проводя кончиком языка по ее набухшему клитору.
Каламити выкрикивает мое имя, выгибаясь назад вдоль дивана, обнажая свое горло.
Я просто хочу раздвинуть ее ноги, прижать ее к себе и трахать как животное, но оторвать себя от этой киски будет невозможно. Застонав, я целую ее клитор, а затем снова провожу языком по нему, наслаждаясь тем, как замирает ее дыхание от этого ощущения.