Молчара
Шрифт:
Надо было дать ей номер телефона. Нехорошо получилось.
Но не она была причиной его проснувшегося либидо. Не она заставляла его гореть той ночью. Не из-за неё он так бурно кончал. Было бы глупо привязаться к девушке только потому, что она напоминала ему мальчика. Это уже совсем извращение. Правда, всё остальное тоже нездорово, хотя по ощущениям — естественно и гармонично.
Лобовое стекло запотело. Егор включил двигатель и направил поток воздуха на стекло. А в чём проблема? Почему нельзя поехать и поговорить с этим Сашей, который задвигает чудесные завиральные идеи о мужской любви? Это ведь с него всё началось. С него же?
«Пескадор»
— Вечер добрый! Не подскажете, где найти Лукина Александра?
Откуда эта пошлая инверсия? «Вечер добрый»! «Лукина Александра»! Он так не разговаривает. И откуда всплыла частица «не»? Нельзя так говорить, это скрытая просьба проигнорировать вопрос. «Не подскажу», — вот что обычно отвечают на вопрос «Не подскажете?». Он что, трусит? Боится встретиться с Сашей?
Сердце-то почему стучит?
Егор провёл рукой по лбу, смахивая дождевые капли, которые словил пока шёл от машины к магазину. Сосредоточился на голосе консультанта:
—… там, где стенд мушек. Но если тебе нужны воблеры, я могу показать. У нас большой выбор «Рапалы», есть японские «Джакал». Куда ты едешь?
Кто взял на работу этого перезрелого хипстера? Обращаться к покупателю на «ты» — это что-то новенькое.
— Пока никуда, — ответил Егор. — Мне нужен Саша Лукин.
— А, ну тогда посмотри в конце зала. Там, где мушки.
Он прошёл мимо прилавков с катушками, мимо стоек с одеждой, мимо обуви и удилищ, мимо палаток, эхолотов и лодочных моторов. Там, где мушки. Перед глазами у него мушки. Душно в магазине, воняет резиной и техническим маслом.
Саша стоял около пузатого мужика и показывал ему что-то маленькое, что он держал двумя пальцами. Остальные пальцы были раскрыты веером, и Егор приклеился взглядом к этим длинным ровным пальцам. У их основания кожа загрубела, розовели свежие мозоли. На веслах, что ли, грёб? Мастурбировал? Егор встал в трёх метрах от них, прислонился задом к прилавку и прислушался.
— Она выглядит простенько, но это разновидность Марч Браун — самой известной мокрой мушки. Очень уловистая, вам понравится. Я сам её вязал. Крыло — перо индюка, хвост — норка, на рёбрах люрекс. Я назвал эту муху «Убийственная простота» — связать может и ребёнок, а рыба клюёт как подорванная. Для Кольского полуострова идеальный вариант. Вы же на Белоусиху едете?
Его голос журчал как форелевый ручей — чисто, мелодично и расслабляюще. Хотелось лечь на берегу этого ручья и слушать его журчание до скончания века. Может быть, заснуть и видеть сны.
— Да, в начале июня. Хочу попробовать на плавающий шнур.
— На поверхности при медленном течении — отлично будет.
Саша увидел Егора. Сначала как будто удивился, уставился непонимающе, потом его глаза засветились, уголки губ дрогнули, а на щеках начал проявляться его фирменный румянец — широкими мазками от переносицы к скулам. Как буква «Л» на лице. Егор не сдержал улыбку и отвернулся к ближайшему прилавку. Пусть спокойно закончит разговор с покупателем. Эти убийственно простые мухи наверняка очень ценный товар.
Пузатый мужик пошёл к кассе. Саша с коробками
9. Барракуды
Живучка
Завтракали в столовой, тесной как спичечный коробок. Чоно порадовался, что у него нет клаустрофобии. Он взял на раздаче миску риса и присел за ближайший стол. Рис вонял солью и железом и застревал в глотке. Три десятка мужчин разного возраста сосредоточенно жевали, не поднимая глаз и не разговаривая друг с другом. Они казались одиночками, которых насильно согнали и заперли в крошечной комнате. Некоторые молились, беззвучно шевеля губами и перебирая воображаемые чётки. Другие нервно вздрагивали, словно их кололи иголками, и тогда в тишине раздавалось звяканье ложки о миску. Чоно думал, в тюрьме существуют какие-то братства или землячества, что заключённые не так фатально разобщены. Хотя если вспомнить, что это юшорская колония, а не земная, то все они Земляки и братья по разуму…
После завтрака все потянулись в бокс, где хранились защитные костюмы. Чоно достался старый жёлтый комбинезон со странным запахом в шлеме, но выбора не было, охранник уже поторапливал. Одетые в жёсткие неуклюжие костюмы и похожие на стаю пингвинов, заключенные цепочкой прошли через шлюз в «грязную» рабочую зону. Мутноватое забрало ограничивало обзор, Чоно заметил только, что зал побольше остальных и потолок повыше. Окон не было, но в полу зиял открытый пятиметровый люк, и Чоно как магнитом потянуло к нему. Он не мог отвести глаз от воды, похожей на густое розовое масло. Юшорское море. Самая большая ценность, найденная человечеством до того, как свернули космические исследовательские программы.
В этом море жили гребневики.
Сначала с ними обращались как с разумными существами: ещё бы, первые настоящие инопланетяне, надежда на установление контакта. На Юшоре построили станцию, привезли биологов. Все ждали сенсацию. Чоно хорошо помнил это время, он учился в первом классе. Он тоже чего-то ждал, читал статьи в журнале «Космос без границ», мечтал побывать на Юшоре. Но постепенно интерес к гребневикам угасал. Нежные желеобразные существа никак не проявляли свою разумность. Да и как они могли, без мозга? Они лениво колыхались в море и не реагировали на земных учёных. Зато учёные на них реагировали. Ещё как реагировали! Никто не знал, что точно произошло на станции, но исследования свернули, выживших отправили на Землю, а строение на сваях выкупила корпорация «Интерлоу». Открыли тут частную тюрьму и начали добычу гребневиков. Кажется, им нашли применение в косметологии: уколы красоты, коктейли молодости, разглаживание морщин. Чоно сжал стальной поручень и свесился над водой. Вот и он побывал на Юшоре.
— Эй, новичок, — послышалось в рации, — двигай за мной.
Горбатый охранник в чёрном комбинезоне помахал рукой с противоположного конца зала. Чоно поспешил к нему. Они миновали широкие бронированные ворота, прошли по очередному узкому коридору и остановились у стальной двери:
— Господин Джерн Лекетой. Он тут главный. Заходи.
В кабинетике помещался только рабочий стол и два железных стула. На одном сидел человек в костюме биозащиты. Его шлем был зеркальным, кто там внутри — не разглядеть. Чоно невольно уставился на своё отражение, проступавшее сквозь запачканное забрало. Он словно червяк, вытащенный из земли злым ребёнком. Некуда спрятаться. Наверняка так было задумано: зэки носили прозрачные шлемы, а начальство — зеркальные или наглухо тонированные. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и ощущая, как от спертого воздуха потеет лицо, пока не услышал в динамике: