Молчара
Шрифт:
Двое в одном коконе… Двое в одном…
— Это Артём думает, что Лекетой бросил Чоно на съедение живучкам?
— Угу.
— А ты считаешь, что Лекетой вернётся, спасёт Чоно, и они будут жить-поживать да добра наживать?
— Угу.
— Но без секса?
— Да. Платоническая любовь.
— А если не платоническая?
— Ну, а как? — спросил Саша.
— А что, мало вариантов? — спросил Егор.
Он продолжал жевать шаверму, но аппетит внезапно пропал. Всё пропало — звук дождя, запах лука, многоцветье зонтов за окном. Осталось одно — желание услышать ответ. Саша молчал, раздавалось
Хотя в чём провокация? Саша уже распинался по поводу отношений Чоно и Лекетоя, об их любви и близости. Спросить о сексе вполне нормально.
Или нет?
Он с трудом проглотил последний кусок и взял бутылку кока-колы. Аккуратно открыл и дождался, пока прекратится шипение. Но пить не спешил, в горле перекатывался какой-то подозрительный ком, можно подавиться. Почему он так долго молчит? Егор не выдержал, глянул на Сашу. Тот жевал с таким слепым и сосредоточенным лицом, что захотелось помахать перед ним рукой. Полное погружение в себя. О чём он думает? Саша тряхнул головой, скомкал грязную салфетку и задумчиво сказал:
— Теоретически варианты есть: можно подрочить друг другу, дать в рот или трахнуться в… ну, в зад.
Егору словно под дых врезали. Он даже хэкнул от неожиданности. Воздух не поступал в лёгкие, в голове зазвенело. Рука непроизвольно сжалась, и кока-кола выплеснулась, побежала по бутылке, по пальцам, закапала на джинсы. Усилием воли он расслабил руку и поставил бутылку в ячейку между креслами. Медленно, очень медленно вдохнул — на раз-два-три-четыре. Когда после первого развода у Бори Остроухова начались панические атаки, он пошёл к психологу, а потом доставал всех ценными указаниями. Первое — нужно осознать, что это не опасно для жизни, второе… А второго не было: Боре назначили убойную дозу антидепрессантов, и он успокоился. Женился во второй раз.
Егор выдохнул. Это не паническая атака, это просто кровь отлила от мозга и прилила к члену. Неожиданный, непроизвольный и самый мощный стояк в его жизни. Яйца подтянулись, как перед оргазмом. Реакция на слова Саши. Одно дело, когда тебе в голову приходят странные мысли о сексе с мужчиной, и совсем другое, когда кто-то их озвучивает. Вслух говорит о дрочке, минете и анальном сексе. Звучит это ещё лучше, чем думается. Сногсшибательно это звучит.
— Ты нормально? — спросил Саша.
Ширинка невыносимо давила на член.
— Да я нормально, более чем. Почему ты сказал «теоретически»? «Теоретически варианты есть». А почему не «практически»?
— Потому что практически это невозможно — член не встанет. Только на женщину встаёт — сиськи там, попка, талия…
Он изобразил на себе сиськи — явно большие и тяжёлые. Даже покачал в руках их воображаемую тяжесть. Как похабно! Егор хмыкнул и поправил ширинку, приподнявшись над креслом. Теперь бугор был рельефнее, над левым карманом явственно угадывалась головка — и выглядело это весьма красноречиво. Вряд ли Саша не заметит. Его слова о том, что встаёт только на женщину, с блеском опровергнуты. Жаль, что так глупо и театрально. Егор сжал зубы и посмотрел на Сашу. Тот пялился на его пах. Брови изогнулись от удивления, потом он нахмурился.
Они заговорили одновременно:
— Саш, не парься…
— А что, прикольно…
Оба с облегчением рассмеялись. Егор присосался к своей бутылке кока-колы и залпом её выпил. Объяснить бы Саше, что происходит, но кто б ему самому объяснил. Возбуждение медленно унималось.
С тех пор, как он познакомился с Сашей Лукиным, он постоянно был возбуждён — не обязательно телесно, нервное возбуждение толкалось внутри кишок, щекотало изнутри черепную коробку. Новое, непривычное ощущение — иногда остро-волнующее, иногда гнетущее, но всегда ломающее его предыдущий сексуальный опыт.
— Саша, скажу честно: я не знаю, почему так.
— Тебе от этого плохо?
Он пожал плечами. Стекло запотело, они сидели словно в воздушном пузыре и дышали общим воздухом. Пахло объедками. Егор повернулся к Саше всем телом, насколько позволяло водительское сидение, и посмотрел ему в глаза:
— Мне не плохо, — подумал и добавил: — Я бы даже сказал, что мне хорошо, просто я не понимаю, откуда такая реакция. Но ты не грузись, это моё личное. Я не хочу, чтобы это повлияло на наше общение. Разве только…
Как это сформулировать?!
— Только что?
— Только если ты тоже это испытываешь… Желание.
— Нет, я не испытываю, — без раздумий ответил Саша. — Но если Чоно и Лекетой… Если они оба способны на такое, то это просто бомба! Тогда я получаюсь прав! У них любовь, у них может быть секс! Ха-ха-ха!
Он откинулся на кресло и звонко шлёпнул себя по колену. Как пощёчину отвесил. Трепет возбуждения исчез, по затылку пробежал неприятный холодок. Егор прочесал волосы обеими руками и собрал в хвостик. Больно дёрнул. Холодок в затылке исчез.
— Хочешь, чтобы Лекетой вернулся на Юшор и спас Чоно?
— Ну конечно! И так уже куча народу умерла — Деминг, Фердинанд, все другие заключённые. Я не хочу, чтобы Чоно достался живучкам. Мне он нравится! Пусть Лекетой его спасёт. Кто-то же должен остаться в живых?
— Я понял тебя.
— А потом, когда они победят, пусть… — он хихикнул, — пусть они потрахаются. Если ты это напишешь, все охренеют!
— Ты так думаешь?
— Ну конечно! Никто и никогда не писал о мужском сексе. Никто даже не слышал о таком. Напиши, будет круто!
Егор завёл машину и включил обдув окон. Саша собрал мусор и пустые бутылки в полиэтиленовый пакет.
— А о чём ты хотел поговорить?
— Когда?
— Там, в магазине, ты сказал Артёму, что у тебя ко мне разговор.
— Да уже поговорили.
11. Семейный завтрак
До часу ночи Егор смотрел сериал про зомби — бездумно, не следя за сюжетом, — а потом внезапно написал тысячу слов в «Живучку». Голая Муза сидела у него на коленях и следила за появлявшимися буквами. Иногда она цеплялась за стол и поднималась на задних лапах, желая потереться о колючий подбородок Егора. Он наклонялся к ней и позволял себя метить. Она считала его своим ещё с тех пор, как они жили вместе, — Егор, Муза и Кэт.