Молитва из сточной канавы
Шрифт:
Крыс колебался. После провала у Башни Закона ему надо найти Шпата и Кари, доложиться Хейнрейлу и, может, даже получить деньги, но нельзя и не откликнуться на просьбу посланницы Хранителей. Он с опаской присматривался к ней.
– Что тебе нужно от упырей?
– Церковное дело. Только для ушных отверстий тутошних древних ужасов.
– Найди другого проводника. Я занят.
– Хрен тебе я всю ночь буду задницу студить на этом жальнике, – сказала она. – И не торопись наверх. Сальники весь холм облепили, тебе, поди, не стоит бежать прямо щас. – Крыс замер, гадая, насколько она осведомлена о его связях с Братством. – Мы призываем, и мы приказываем, –
Хейнрейл всего лишь человек. На свете есть существа и похуже. Упыри накажут Крыса, если он разозлит их союзников из церкви Хранителей.
– Ладно, – согласился Крыс, – но держись рядом и не отставай. И я только сведу тебя к ним вниз – обратно выбирайся как знаешь. Ждать тебя не буду.
– Добро, – сказала она и протянула руку в перчатке. Ее пожатие оказалось невероятно крепким. – Алина.
– Крыс. – Половина городских упырей называют себя Крысами.
– Это не твое, – и она произнесла слово на речи мертвых, примерно означавшее «истинное, упырье имя».
– Не мое, но это уже не церковное дело.
– Согласна.
Алина сгребла свои вещи, запихнула одеяло и остатки еды в котомку. Среди ее имущества Крыс заметил вызолоченный, узорчатый футляр для свитков, приютившийся возле увесистого пистолета. Он облизнул шершавым языком сломанные зубы, прикидывая, сколько бы за это заплатило Братство. Алина потянулась, потерла шею и запястье. Пошевелила им, разминая, и вроде осталась довольна, что ничего не болит.
– Мне навешало украшение стола – ну кабздец я стала и старуха!
Крыс тронулся в глубину туннеля.
– Погодь. – Она извлекла пистолет. – Кругом полно этих чудил со свечками.
Крыс неодобрительно заухал и сказал:
– Они, как и все, приходят сюда, но не уходят. Пугач тебе не понадобится, но держи его в руке, если придает храбрости. Только в спину мне не шмальни. – Дверь открылась с перемалывающим скрежетом. Алина положила пистолет обратно в котомку и подняла фонарь.
– Не пойдет, – сказал Крыс. – Уверяю, тут есть вещи, которые ты не захочешь видеть. А есть такие, которых видеть и не должна. Если пойдешь с фонарем, оставишь свои глаза внизу. – Он отмерил и подпустил в голос скорбные нотки угрозы и черного юмора: подобные байки травили не раз. Старейшины трепетно относятся к скрытности.
– Я хожу вниз не впервой. А если кто захочет взять мои глаза, я им затолкаю в жопу ихние, если они у них есть. – Тем не менее фонарь она убрала.
Они спускались во тьму. Он вел обходным маршрутом, потому как внизу нет прямых путей, есть только выбор, каким лабиринтом кружить. Она спотыкалась о неровный пол и раскиданные кости. Все время старалась держаться рукой за стену, поэтому он завел ее под один из городских очистных отстойников, где стены источали черную дрянь. После этого рук она не тянула, и нитью, связывающей ее с поверхностью, остались только редкие команды Крыса. У ее ног проползали выбракованные алхимиками отходы – полуживые комки гноя с отростками слепых глаз и мохнатых усиков. Они шли как по заброшенным районам города, так и по до сих пор населенным. Одна дверь перед ними открывалась в трактирный подвал, и он шепнул «ни звука», когда они крались под обеденным залом, полным портовых грузчиков. Когда надо, она могла двигаться на удивление тихо, но в прочем – шумела в туннелях, как подземный хряк. С каждым новым препятствием он мог определить по ругательству – наткнулась ли она на него или обтерлась боком.
Вниз, сквозь недра, по туннелям поездов и отводам канализации, опоясавшим Гвердон, как ствол годичные кольца.
Вниз, по старым упырьим норам – верхним, покинутым. По мере того как город наверху пускал корни, те, кто внизу, держась на отдалении, зарывались глубже и глубже, а тварей, что обитали еще ниже, загоняли в землю. Во тьме велись войны, о которых надземники никогда не слыхали.
Вниз, через храмы старых и позабытых божеств, мимо пустых цоколей, где тьма густилась такая глубокая, что даже Крысу становилось не по себе.
Они набрели на одну из трупных шахт, и Крыс объявил привал.
– Здесь можно немного посветить, – сказал он и с предвкушением ухмыльнулся.
Алхимический фонарь вспыхнул ярче солнца. Крыс ждал воплей, но был разочарован. Выражение лица Алины под слоем пыли и паутины не изменилось; она не вздрогнула, не отпрянула от представшего вида. Подняла фонарь и дала его лучам обшарить круглую шахту ввысь. Силы света не хватало достать даже до полпути наверх, однако было ясно – далеко над головой один из городских мавзолеев. Дюжины трупов болтались на веревках или свисали с мясницких крючьев. Залитые химикалии отгоняли мух и отчасти скрадывали запах. На полу – сплошь ковер обглоданных голяшек.
– Решил выбрать нам место перекусить, – ухмылялся Крыс.
Алина притушила светильник и в небольшом пузыре света проковыляла до каменной плиты.
– Айе, чем накормить и развеселить девушку, ты знаешь. Хорошо, что у меня все с собой.
Повеяло запахом ее еды. Как мел и песок, худосочной и пресной. Он должен был есть вместе с ней, выклянчить пару объедков наземной пищи, а не откусывать от окружавших жутких щедрот. Но он не настолько силен.
Крыс нырнул во тьму и нашел для себя сочную ляжку. Сейчас на него напал упырий голод, первобытный, темный и гиблый, как те бесконечные тоннели его кишок, которые способны набить лишь трупы. Конечно, бывали времена, когда попадалась худая пожива, когда вниз отправляли одних сушеных, серокожих стариков и старух, и вместо мяса на их костях был пепел – и горестные воспоминания. Бывали и дни изобилия – времена чумы или войны, когда телами забивались все шахты, и упыри разбухали, как жирные личинки, с трудом проходя в туннели из-за раздутых животов. Сейчас всего в меру, но Крыс знал – старейшины неспокойны. Теперь в Гвердоне есть и другие церкви, алтари чужестранных богов, а они не роют трупных шахт, как Хранители.
Пока ел, он наблюдал за человеком. В свете фонаря кожа спутницы болезненно бледная. Она плотно укутана плащом, чтоб не мерзнуть в туннелях – хотя разложение выделяло тепло, и в шахте жара, как в бане. Ест с удовольствием, несмотря на окружение, смачно набивает едой свое тощее тело. Потеряла два пальца не левой руке, и складки плоти вокруг старой раны подсказали Крысу – их отсек удар меча. Упыри по природе своей анатомы.
Крыс открутил от висящего трупа палец и пососал его; комочки мяса и жилок сошли с кости ему в рот. До старейшин еще часа три, может, все четыре-пять, если придется волочить ее всю дорогу вслепую. Потом десять часов медленно выкарабкиваться на поверхность. Правда, кое-где можно срезать и скостить пару часов. Он задумчиво грыз косточки, перекатывал их за щеками и думал о вчерашней ночной вылазке.
Башня Закона обрушилась, омытая ревущим огнем, земля содрогалась и трескалась, будто кто-то в ярости бичевал ее снизу. Повсюду сальники, точно над городом прокапали струйками расплавленного воска. Шпат, силуэт на фоне огня, грохочет по двору. Крыс не поставил бы много на шансы друга уйти, не в этот раз. Не с его хворью. Мысль о том, как мясо Шпата превращается в камень, вдруг встревожила Крыса. Каждый хрящик с костяшки пальца казался гравием на зубах. Упырей обычная зараза не берет, напомнил он себе, но они могут ей отравиться. Он выплюнул особенно твердый хрящ, и тот звякнул об пол.