Молниеносная война. Блицкриги Второй мировой
Шрифт:
Однако при всей своей красоте этот план вызывает определённые сомнения. Судя по всему, советское командование обмануло само себя. Оно всерьёз отнеслось к сказкам, которые рассказывали японцы о непреодолимой полосе укреплений на границе, о грозной и непобедимой Квантунской армии, и решило воевать с японцами по-настоящему. Японцы плохо представляли, с каким противником им предстоит сражаться, но и советская разведка тоже оказалась не на высоте. Собственно, есть подозрение, что наше командование не располагало вообще никакими сведениями о Маньчжурии, японских войсках, дислоцированных там, дорожной сети и так далее. Наверное, не стоило затевать хитрые обходные манёвры и наступать через хребты Большого Хингана. Можно было просто ударить вдоль Южно-Маньчжурской железной дороги, как это было в Русско-японскую войну, и всё закончилось бы так же быстро. Нечем японцам было останавливать
Забайкальский фронт маршала Р.Я. Малиновского начал наступление 9 августа в 00.10, через 10 минут после официального объявления войны. Никакой артиллерийской подготовки не проводилось за полной её ненадобностью. Максимум, что могли встретить наши войска в этом районе, — конные дозоры баргутов. Конно-механизированная группа генерала Плиева, наступавшая на крайнем правом фланге фронта, за день прошла около 90 километров. 17-я армия генерала Данилова также противника не встретила, и её авангарды прошли около 70 километров.
Маньчжурская операция.
Главная ударная сила фронта — 6-я гвардейская танковая — наступала двумя корпусными колоннами. Она прошла больше своих соседей и за день преодолела 150 километров, выйдя к подножию Большого Хингана — своего главного противника, гораздо более серьёзного, чем все японские дивизии, вместе взятые. Для снабжения армии были задействованы 2 дивизии транспортной авиации. Лишь наступавшая на левом фланге в районе старых боёв 39-я армия генерала Людникова встретила некоторое сопротивление японской 107-й дивизии, занимавшей Халун-Аршанский укрепрайон. Однако авангарды армии обошли его, проделав за сутки около 60 километров, что сразу сделало бессмысленным сопротивление на границе.
Сражаться пришлось и 36-й армии генерала Лучинского, наступавшей ещё левее. Лучинский сразу бросил 206-ю танковую бригаду на город Хайлар, который являлся центром одноимённого укреплённого района. Здесь, как, впрочем, и в других местах, японцы были захвачены врасплох. Уже к вечеру 9 августа танкисты захватили ключевые мосты к северу от города. Японские войска сумели немного задержать наши танки, но 119-я пехотная дивизия, составлявшая основу гарнизона укрепрайона, начала отступать на восток. Чтобы не снижать темп наступления, генерал Лучинский направил танковую бригаду и 2-й стрелковый корпус в обход города. Как видите, теперь все наши генералы понимали, что ключ к успеху операции — высокий темп наступления. Хайлар был занят 11 августа 94-й стрелковой дивизией из второго эшелона армии. А 12 августа организованное отступление японских частей превратилось в паническое бегство.
Это наступление сразу скомкало все планы командующего Квантунской армией генерала Ямады. Японские тыловые части начали в панике откатываться к Чанчуню и Цицикару. Уже вечером 9 августа Ямада решил попытаться организовать оборону в районе Мудена, фактически бросив на произвол судьбы всю Маньчжурию. Практически все войска были или отрезаны на севере, или должны были бросить свои позиции и спешно отходить на юг.
10 августа танки генерала Кравченко начали форсирование хребтов Большого Хингана. Если бы японские генералы догадались выставить хоть какие-то дозоры на перевалах, его задача усложнилась бы неимоверно. Однако до сих пор Кравченко так и не встретил ни одного японца. Скорость продвижения танковой армии оказалась выше запланированной. За 3 дня она прошла около 350 километров по исключительно сложной местности. Единственным ограничением были постоянные проблемы со снабжением. Отметим также умелые действия генерала Людникова, который не стал связывать свои главные силы уничтожением 107-й дивизии, а двинул их дальше. В результате японцы сами бросили свои укрепления и начали отступать.
Лишь 13 августа 6-я гвардейская танковая армия встретила какое-то подобие сопротивления на подступах к Тунляо и Таонаню. Это были всего лишь разрозненные группки и отдельные смертники, которые бросались под танки. Впрочем, если вы посмотрите на карту, то сразу поймёте, что всё это уже не имело никакого смысла. Наши войска находились в глубоком тылу Квантунской армии.
15 августа войска фронта наконец-то столкнулись с сопротивлением противника. Но самое смешное, это были не японские войска, а кавалерия
Второй главный удар навстречу 6-й гвардейской танковой армии наносили войска 1-го Дальневосточного фронта маршала К.А. Мерецкова, образуя гигантские клещи, в которых оказалась бы вся Квантунская армия. Однако здесь ситуация была совершенно иной, чем в полосе наступления Забайкальского фронта. Восточные районы Маньчжурии были укреплены значительно сильнее, чем западные.
Но японцы, которые строили эти укрепления около 10 лет, похоже, оценивали возможности Красной Армии по своим собственным. Конечно, пехота при поддержке 75-мм орудий и горстки жестяных танков эти позиции не прорвала бы. Но выдержать удар тяжёлых танков, поддержанных многочисленной тяжёлой артиллерией и реактивными установками, эти позиции не могли. Уже к вечеру 9 августа три корпуса 5-й армии прорвали фронт на протяжении 35 километров, их продвижение в глубь маньчжурской территории составило от 16 до 25 километров. Если мы вспомним описания операций Панцерваффе, именно такими были критерии блицкрига. При этом ударная группировка не стала задерживаться для ликвидации уцелевших опорных пунктов в Суйфынхэ, Дунцине, Мулине. Этим занялись стрелковые корпуса второго эшелона, и сопротивление японцев не затянулось.
10 августа войска 5-й армии продолжали стремительное продвижение на запад и юг, выходя в тыл приграничным укреплённым районам. За этот день советские войска прошли до 30 километров, а ширина прорыва увеличилась до 75 километров. Японская оборона рухнула и на восточной границе. Собственно, именно эта лёгкость, с которой наши войска проломили японские позиции, и заставляет усомниться в разумности общего стратегического плана. Может, не стоило огород городить?
11 августа авангарды 65-й и 72-й стрелковых дивизий вышли к реке Мулин. Планом операции предусматривалось, что этот рубеж будет достигнут только на восьмой день операции. Поэтому совсем не удивительно, что наших командиров охватила победная лихорадка — чувство, которое им нечасто удавалось испытать. Маршал Мерецков приказал ещё больше ускорить темп наступления и занять город Муданьцзян на следующий день, хотя по первоначальному плану советские войска должны были занять его только на семнадцатый день. Для выполнения приказа командир 5-й армии генерал Н.И. Крылов сформировал отдельный отряд из танковой бригады, полка САУ и двух стрелковых батальонов и бросил его на Муданьцзян. Наши командиры, опьянённые успехами, решили, что сопротивление японцев закончилось, и двигались походными колоннами без всякого охранения.
Некоторые наши историки говорят, что утром 12 августа японские войска нанесли сильный контрудар на подходах к Муданьцзяну. На самом деле это была почти символическая контратака, которую предпринял отряд Сасаки (два пехотных батальона 135-й дивизии), приданный 124-й дивизии, защищавшей город. Но если противник окончательно потерял осмотрительность и не ждёт никаких неожиданностей, даже 2 батальона могут нанести серьёзные потери. Впрочем, японцам удалось лишь немного притормозить наступление армии Крылова, остановить его японцы не могли в принципе. Однако сам Мерецков рассказывает об этом, как о драматическом эпизоде:
«Главная группировка японских войск сражалась у Муданьцзяна. Здесь враг потерял около 40 тысяч солдат. Получив известие о том, что краснознамёнцы прорвали оборону противника в районе Муданьцзяна, я поехал посмотреть и вот что увидел. Сначала, километров на пять, тянулось предполье, подготовленное для сдерживания наших авангардов. Сравнительно небольшой интервал, и мы упёрлись в главную оборонительную полосу с долговременными железобетонными точками. Я стал определять глубину этой полосы и в том месте, где находился, насчитал четыре километра. Проехали дальше ровно пятнадцать километров, и перед нами открылась новая полоса обороны трёхкилометровой глубины. Отъехали ещё на пятнадцать километров и обнаружили ещё оборонительную полосу такой же глубины. Узлы сопротивления выглядели чрезвычайно внушительно. При осмотре одного из них мы насчитали 17 артиллерийских дотов, 5 артиллерийско-пулемётных точек, свыше 50 пулемётных гнезд и массу различных сооружений полевого типа».