Молния
Шрифт:
– Пошевеливайся! – нетерпеливо приказал наркоман. – Двигай давай!
Раздался выстрел, Лора завизжала, Боб прижал дочь к себе, пытаясь закрыть своим телом, но выстрел предназначался не им, а наркоману. Пуля, пробив левый висок, разнесла налетчику череп, и парень рухнул замертво прямо на «Слим Джим», крекеры и жевательную резинку, даже не успев рефлекторно нажать на спусковой крючок.
Ошарашенный Боб повернул голову направо и увидел высокого блондина с пистолетом в руке. Очевидно, блондин вошел в заднюю дверь, после чего незаметно пробрался через складское помещение и, оказавшись в торговом
– Слава богу, полиция! – обрадовался Боб.
– Я не из полиции.
На мужчине были серые слаксы, белая рубашка и темно-серая куртка, из-под которой виднелась наплечная кобура.
Боб растерялся. А что, если их спаситель – просто еще один грабитель, прикончивший наркомана, чтобы воспользоваться его добычей?
Мужчина отвел глаза от трупа на полу. Взгляд его ярко-голубых глаз казался проницательным и очень прямым.
Боб был уверен, что уже видел этого парня прежде, но только не помнил где и когда.
– Дорогая, ты в порядке? – спросил незнакомец, глядя на Лору.
– Да, – ответила девочка, еще сильнее прижавшись к отцу.
От лежавшего на полу трупа исходил резкий запах мочи: похоже, в момент смерти у наркомана произошло непроизвольное мочеиспускание.
Незнакомец пересек торговый зал и, осторожно обойдя мертвое тело, закрыл входную дверь в магазин на засов, а затем опустил роллету. После чего озабоченно посмотрел на уличные витрины, затянутые тонкой пленкой дождя, скрывавшего магазин от внешнего мира.
– Пожалуй, нет смысла опускать жалюзи. Остается только надеяться, что никому из прохожих не придет в голову заглянуть внутрь.
– Что вы собираетесь с нами делать? – поинтересовался Боб.
– Я? Ничего. Я ведь не такой отморозок. Мне от вас ничего не нужно. А дверь я закрыл исключительно для того, чтобы мы могли обговорить с вами детали истории, которую вам придется рассказать полиции. Необходимо все утрясти, прежде чем кто-нибудь войдет в магазин и обнаружит тело.
– А с какой стати мне придумывать какую-то историю?
Склонившись над мертвецом, мужчина вынул из кармана заляпанной кровью ветровки ключи от машины и мятую пачку денег, потом выпрямился со словами:
– Ну ладно, вы должны сказать им, что было двое вооруженных грабителей. Убитый хотел изнасиловать Лору, но второму претило это грязное дело, и он просто желал убраться отсюда подобру-поздорову. В результате они здорово сцепились, второй пристрелил ублюдка, взял деньги и дал деру. Ну как, сможете изложить это более-менее правдоподобно?
Боб, который никак не мог поверить, что они с Лорой спасены, продолжал одной рукой прижимать к себе дочь.
– Я… я не понимаю. Вы же пришли не с ним. И вам не было нужды его убивать, ведь он намеревался убить не вас, а нас. Тогда почему бы не рассказать в полиции правду?
– А что на самом деле является правдой? – поинтересовался незнакомец, подходя к прилавку, чтобы вернуть Бобу деньги.
– Ну… вы случайно проходили мимо и увидели, что в магазине произошло ограбление.
– Боб, я не случайно проходил мимо. Я охраняю вас с Лорой. – Вернув пистолет в наплечную кобуру, он бросил взгляд на Лору, которая смотрела на него широко открытыми глазами, и с улыбкой добавил: – Ангел-хранитель.
– Охраняете нас? По чьему поручению, как долго и зачем? – спросил Боб, не веривший в ангелов-хранителей.
Когда незнакомец заговорил, его голос с едва уловимым, непривычным для Боба акцентом звучал чуть более настойчиво.
– Я не могу вам этого сказать. – Он посмотрел на залитые дождем окна. – И не могу давать показания в полиции. Поэтому вы должны сами изложить эту версию.
– Мне кажется, я вас знаю. Но откуда?
– Нет, мы не знакомы.
– Но я уверен, что видел вас раньше.
– Нет, не видели. Вам не нужно этого знать. А теперь, ради всего святого, спрячьте деньги. Пусть касса останется пустой. Копам покажется странным, что второй грабитель ушел ни с чем. Я возьму «бьюик» и оставлю его в нескольких кварталах отсюда, чтобы вы могли дать копам описание автомобиля. Можете описать им и меня тоже. Мне это ничем не грозит.
За окном снова послышались раскаты грома, но уже отдаленные и не такие громкие, как те оглушительные удары, ознаменовавшие начало грозы.
Во влажном, тяжелом воздухе все сильнее ощущался металлический запах крови, смешанный с вонью мочи.
Боба тошнило. Он облокотился на прилавок, продолжая прижимать к себе Лору:
– Но почему я не могу просто рассказать, как во время налета вы пристрелили грабителя, а потом скрылись, не желая огласки?
Незнакомец, начиная проявлять нетерпение, слегка повысил голос:
– Вооруженный мужчина случайно прогуливается мимо магазина в момент ограбления и решает стать героем? Копы ни за что не поверят столь абсурдной истории.
– Но ведь все именно так и было…
– Они не купятся на такую туфту! Послушайте, они решат, что, скорее всего, вы сами пристрелили того торчка. А так как у вас нет оружия, по крайней мере официально зарегистрированного, у них наверняка возникнут подозрения, что вы владеете оружием нелегально и, пристрелив парня, поспешили от него избавиться, после чего состряпали нелепую историю о некоем Одиноком рейнджере, появившемся в нужный момент, чтобы спасти вашу задницу.
– Я уважаемый бизнесмен с безупречной репутацией.
Взгляд мужчины был полон беспричинной грусти и странного беспокойства.
– Боб, вы хороший человек, но иногда бываете слишком наивным.
– Что вы имеете в…
Незнакомец поднял руку, заставив собеседника замолчать:
– В критические моменты репутация, к сожалению, ничего не значит. Большинство представителей человеческого рода добросердечны и привыкли решать сомнения в пользу человека, но отвратительное меньшинство радуется падению и разорению других. – Его голос опустился до шепота, и, хотя он продолжал смотреть на Боба, перед его мысленным взором, казалось, возникали другие места, другие люди. – Зависть, Боб. Зависть снедает их живьем. Если у вас есть деньги, они завидуют вашему богатству. Но так как вы бедны, они завидуют тому, что у вас такая хорошая, умная, любящая дочь. Они завидуют вашему счастью. Завидуют вам, потому что вы не завидуете им. Одна из величайших трагедий человеческого существования – то, что люди не умеют радоваться жизни, а радуются лишь несчастьям других.