Молния
Шрифт:
Во все предыдущие путешествия Штефан брал с собой карту нужного района и компас на случай, если он окажется в таком отдаленном месте, как сейчас. Но на этот раз у него не было ни карты, ни компаса, потому что они оказались в карманах его бушлата, спрятанного в углу лаборатории, а облачное небо не позволяло ему ориентироваться по звездам.
Он стоял по колено в снегу в обычных ботинках, без теплых сапог и понимал, что ему надо двигаться, иначе он примерзнет к земле. Он оглядел поляну в надежде на озарение, на проблеск интуиции и в конце концов наобум повернул налево в поисках оленьей тропы или следов других животных, которые бы помогли ему пройти через лес.
Вся левая сторона его тела, от плеча до пояса, пульсировала от боли. Он надеялся, что пуля не затронула артерию и что потеря крови была не столь велика; что он успеет добраться до Лоры и в последний раз перед смертью увидит ее лицо, которое он так любил.
Прошел год со дня смерти Дании; годовщина пришлась на вторник, и, хотя Крис ничем не проявлял своих чувств, он понимал значение этой даты. В этот день он был необычайно молчалив. Он был занят своими играми, но на этот раз не изображал голосом звон скрещивающихся шпаг, звук лазерного оружия или шум космического корабля. Позже у себя в комнате он, лежа на кровати, читал комиксы. Он не поддавался ни на какие попытки Лоры нарушить его добровольное затворничество, и это было к лучшему; ей было трудно претворяться веселой, я он мог легко догадаться, какую тяжелую борьбу она ведет, отгоняя печальные мысли, что еще больше увеличило бы его тоску.
Тельма звонила за несколько дней до этого, чтобы сообщить, что решила выйти замуж за Джейсона Гейнса; позвонила снова и в этот вечер в семь пятнадцать, просто чтобы поболтать, словно не помнила о грустной дате. Лора взяла трубку у себя в кабинете, где она по-прежнему работала над своей желчно-мрачной книгой, что продолжалось уже целый год.
– Послушай, Шейн, догадайся, что со мной случилось! Я познакомилась с Полом Маккартни. Он приехал в Лос-Анджелес для переговоров о записи пластинки, и в пятницу я его встретила на одной вечеринке. Когда я его увидела, он закусывал, у него были крошки на губах, он поздоровался со мной и был просто неотразим. Он сказал, что видел мои фильмы, что я очень талантливая актриса, и вот так мы с ним беседовали, можешь поверить, целых двадцать минут, и тут случилась удивительнейшая вещь.
– Ты обнаружила, что ты как-то незаметно раздела его догола.
– Что ж, он по-прежнему очень милый, по-прежнему настоящий херувимчик, - помнишь, как двадцать лет назад мы от него в обморок падали, - только теперь у него лицо человека, умудренного опытом и знакомого с жизнью, и еще у него чудесные печальные глаза, и вообще он очень занятный и любезный. Сначала у меня; может, и возникла эта мысль насчет одежды, благо наконец-то подвернулся случай. Но чем дольше мы говорили, тем меньше он походил на божество, а все больше на человека, и, представь себе, Шейн, в какие-то минуты миф растаял и я беседовала с очень хорошим, симпатичным мужчиной средних лет. Что ты на это скажешь?
– А что я могу сказать?
– Не знаю, - сказала Тельма.
– Мне как-то не по себе. Что ж, достаточно двадцать минут поговорить с живой легендой, и ее как не бывало? Я встречалась со многими звездами, и все они в конце концов оказывались обыкновенными людьми, но ведь это сам Пол Маккартни.
– Если хочешь знать, его быстрый спуск с Олимпа ничуть не уменьшает его значимости, а вот для тебя этот опыт весьма полезен. Ты начинаешь взрослеть, Аккерсон.
– Значит, мне по субботам больше нельзя смотреть старые комедии?
– Да нет, смотри на здоровье, только не такие, где швыряют тортами в физиономию.
Они распрощались без десяти восемь. Лора почувствовала себя лучше и решила на время оставить мрачный роман и переключиться на сказку о сэре Томми. Не успела она написать и двух фраз, как ночь за окном осветилась ослепительной молнией, столь яркой, что невольно мелькнула мысль о ядерной войне. Раскат грома заставил дом содрогнуться от фундамента до крыши, как если бы в него ударили чугунной чушкой для сноса построек. Испуганная Лора вскочила на ноги, забыв закрепить текст в памяти компьютера. Еще одна молния рассекла ночь, превратив окна в светящиеся телевизионные экраны, а последовавший удар грома был еще сильнее предыдущего.
– Мама!
Лора обернулась и увидела в дверях Криса.
– Все в порядке, - успокоила она. Он подбежал к ней. Она села на стул и взяла его к себе на колени.
– Все в порядке. Не надо бояться, дорогой.
– А дождя нет, - заметил Крис.
– Почему такой гром, а дождя нет?
За окном с минуту невиданно яркие молнии чередовались с раскатами грома, потом все смолкло. Сила стихии была столь велика, что Лора вообразила, что, выйди она сейчас из дома, она обнаружит на земле обломки небосвода.
Через пять минут после того, как он покинул поляну, Штефан остановился отдохнуть, прислонившись к толстому стволу сосны, ветви которой начинались у него прямо над головой. Он обливался потом от боли и одновременно дрожал от пронизывающего январского холода; он еле держался на ногах, но боялся сесть и погрузиться в бесконечный сон. Под нависшими ветвями громадной сосны он чувствовал себя в объятиях смерти, из которых никогда не вырваться.
Прежде чем уложить Криса в постель, Лора угостила его мороженым с кокосовым орехом и миндалем. Они ели на кухне, и ей показалось, что мальчик немного повеселел. Возможно, это удивительное и непонятное явление природы, завершившее день печальной годовщины, развеяло его мрачные мысли и заставило задуматься о других вещах. Крис без конца говорил о старом фильме, который он видел на прошлой неделе, где молния проникла в лабораторию доктора Франкенштейна по бечевке воздушного змея; о молнии, которая напугала Дональда Дака в мультике Диснея; о грозовой ночи в фильме "Сто один далматский дог", когда щенки пережили страшную опасность.
Когда Лора уложила его в постель, поцеловала на ночь и он уже засыпал, мрачное выражение, не сходившее с его лица целый день, наконец исчезло и сменилось слабой улыбкой. Он мгновенно уснул, а она все сидела у его кровати, хотя он больше не нуждался в ее защите и поддержке. Просто ей хотелось побыть рядом с ним.
Она вернулась к себе в кабинет в девять пятнадцать и, прежде чем сесть за компьютер, остановилась у окна и посмотрела на покрытую снегом лужайку перед домом, на черную ленту дороги, которая вела к шоссе, на беззвездное темное небо. Что-то в этом буйстве стихии глубоко обеспокоило ее: нет, не то что молнии были несезонным явлением, и не страшная мощь, которая в них таилась, но то, что эта необычная, почти сверхъестественная сила была каким-то образом ей знакома. Она уже видела подобное проявление небесных сил, но не могла припомнить когда и где. Это было странное чувство, и она не могла от него избавиться.
Она вошла к себе в спальню, где в стенном шкафу находился контрольный пульт охранной сигнализации, и проверила, включена ли система на всех окнах и дверях. Из-под кровати Лора вытащила "узи" с удлиненным магазином, в котором было четыре сотни новых, сделанных из легкого сплава патронов. Она отнесла "узи" к себе в кабинет и положила на стол рядом со стулом. Она уже приготовилась сесть за работу, когда, напугав ее, молния вновь пронзила небо, а раскат грома заставил вздрогнуть. Еще одна молния, и еще одна, а за ней другая озаряли окна, словно за ними безумствовала злобная толпа бесовского карнавала.