Молния

Кунц Дин Рэй

Штефан вздрогнул при упоминании об отряде СС; наверное, это тот самый отряд, который прибыл в Палм-Спрингс примерно за час до его старта и появление которого сопровождалось блеском молнии в безоблачном небе над пустыней. Его беспокойство о Лоре и Крисе усилилось; он знал, что упорство и жестокость СС значительно превосходили способности гестапо.

Штефан также понял, что Гитлер оставался в неведении о том, что отряды гестапо были разгромлены женщиной; он считал, что их гибель на совести Штефана, не предполагая, что все это время тот был без сознания. Это было на руку Штефану, и он сказал:

– Мой

фюрер, да, я расправился с людьми из гестапо, когда они стали меня преследовать, и у меня нет никаких угрызений совести, потому что я знал, что все они изменники, которые решили убить меня, чтобы я не мог вернуться к вам и предупредить об этом гнезде подрывной деятельности в Институте. Если я не ошибаюсь, Кокошка с тех пор исчез и, кажется, еще пять человек из Института. Они не верили в победу рейха, они боялись, что скоро разоблачат их участие в убийствах пятнадцатого марта, поэтому они бежали в будущее, чтобы укрыться в другой эпохе.

Штефан приостановился, чтобы дать фюреру осознать все сказанное.

Постепенно взрывы наверху прекратились, наступило затишье в бомбардировке; Гитлер внимательно изучал Штефана. Это был тот же испытующий взгляд, что и у Черчилля, только в нем не было честной, открытой, прямой оценки, какая была у премьер-министра. Гитлер оценивал Штефана, как оценивал бы самозваный бог одно из своих творений, выискивая в нем опасные изъяны. И это был злобный бог, у которого не было любви к своим созданиям; его тешило только одно: их безусловное повиновение.

Наконец фюрер сказал:

– Если в Институте есть предатели, то какую они ставят цель?

– Прежде всего ввести вас в заблуждение, – ответил Штефан. – Они снабжают вас ложной информацией о будущем в надежде, что вы допустите серьезные военные промахи. Они убеждают вас, что почти все ваши решения за последние полтора года войны являются ошибочными, но это не правда. Как сейчас показывает будущее, вы проиграете войну в результате самого незначительного просчета. Стоит только немного изменить вашу стратегию, и победа будет на вашей стороне.

Лицо Гитлера потемнело, глаза сузились, и не потому, что он подозревал Штефана, а потому, что он внезапно заподозрил всех тех сотрудников Института, которые его убеждали, что в самые ближайшие дни он совершит роковые военные ошибки. Штефан же твердил о его непогрешимости, и безумец был готов вновь поверить в свой гений.

– Немного изменить мою стратегию? – переспросил Гитлер. – Каким образом?

Штефан быстро перечислил шесть изменений в военной стратегии, которые, по его утверждению, явятся решающими в будущих главных сражениях; на деле они ничего не меняли в исходе сражений, о которых он говорил, да и сами эти сражения никак не определяли последние этапы войны.

Но фюрер жаждал верить, что он ближе к победе, чем к полному поражению, и он с готовностью ухватился за совет Штефана, так как план Штефана немногим отличался от того, какой предложил бы сам фюрер.

– В самых первых докладах, которые мне представил Институт, я заметил это искажение будущего. Как могло случиться, что до этого я блестяще руководил военными действиями и вдруг стал допускать одну за другой подобные серьезные ошибки? Да, сейчас мы переживаем трудный период, но это не может продолжаться вечно. Высадка союзников в Европе, на которую возлагаются

такие надежды, обречена на провал; мы сбросим их в море. – Он говорил почти шепотом, с гипнотизирующей страстностью, знакомой по его многочисленным выступлениям. – На эту неудачную высадку они потратят большую часть своих резервов, им придется отступить по всему фронту, им потребуется много месяцев, чтобы восстановить свои силы и начать новый штурм. За это время мы укрепим свои позиции в Европе, нанесем поражение русским варварам и станем абсолютно непобедимыми!

Он перестал шагать по комнате, моргнул, как бы выходя из транса, и сказал:

– Так на чем я остановился? Да, день высадки в Европе. В докладах Института говорится, что союзники высадятся в Нормандии.

– Это ложь, – сказал Штефан.

Наконец они дошли до того самого вопроса, ради которого Штефан совершил свое путешествие в бункер в эту мартовскую ночь. Институт сообщил Гитлеру, что местом высадки станут пляжи Нормандии. В том будущем, которое судьба уготовила для него, фюрер допустит ошибку, считая, что высадка произойдет в другом месте, и не укрепит должным образом район Нормандии. Надо всячески поощрять его придерживаться той стратегии, которой он следовал бы, не существуй на свете Института. Он должен проиграть войну, как это запланировала для него судьба, и задачей Штефана было подорвать его веру в Институт и таким образом обеспечить успех вторжения в Нормандии.

– 22 -

Клитман сумел преодолеть еще несколько ярдов, обходя «Бьюик» и женщину. Он распластался за небольшим возвышением из белого камня, пронизанного жилами бледно-голубого кварца, в ожидании, когда Губач совершит свой бросок с юга. Это отвлечет женщину, и Клитман выскочит из укрытия и бросится к ней, на бегу стреляя из «узи». Он буквально разрежет ее на куски, прежде чем она успеет обернуться и увидеть лицо своего убийцы.

«Давай, сержант, чего прячешься, как трусливый еврей, – в ярости твердил себе Клитман. – Покажись. Вызови огонь на себя».

Буквально через секунду Губач выскочил из укрытия, и женщина увидела его. Все ее внимание было сосредоточено на Губаче, и Клитман поднялся из-за камней.

– 23 -

Сидя в кожаном кресле и наклонившись вперед, Штефан продолжал:

– Все это ложь, мой фюрер, все это ложь. Это попытка ввести вас в заблуждение, чтобы вы поверили в высадку в Нормандии. Это основная задача заговора подрывных элементов в Институте. Они хотят заставить вас совершить кардинальный просчет, который не уготован вам будущим. Они хотят, чтобы вы все свое внимание сосредоточили на Нормандии, в то время как настоящая высадка состоится…

– В Кале, – закончил Гитлер.

– Совершенно верно.

– Я всегда считал, что это будет район Кале, севернее Нормандии. Они пересекут Па-де-Кале в самом узком месте.

– Вы совершенно правы, мой фюрер, – подтвердил Штефан. – Тем не менее войска все же высадятся в Нормандии седьмого июня…

В действительности это произойдет шестого июня, но погода в этот день будет настолько плохой, что немецкое верховное командование не поверит, что союзники решатся на проведение операций при таком бурном море.