Молния
Шрифт:
– Это они, – повторила Лора.
– Они, – согласился Штефан.
– Где-то на пути к шоссе № 111 нас остановит, возможно, полицейский, или мы попадем в аварию, а это значит, что появится письменное свидетельство, а с ним и они сами. Штефан, нам надо поворачивать и возвращаться к Гейнсам.
– Бесполезно, – ответил он.
Крис вышел из машины с другой стороны.
– Штефан прав, мама. Не имеет значения, что мы теперь будем делать. Они прибыли сюда, потому что уже успели заглянуть в будущее и знают, где нас искать, положим, через полчаса, а может быть, и через десять
– Пропади все пропадом! – закричала Лора и пнула ногой автомобиль, что было совершенно бесполезно и не принесло ей никакого облегчения. – Что же теперь делать? Как бороться с этими проклятыми путешественниками? Это все равно что играть с чертом в карты, когда у него все козыри.
В небесах царил полный покой: никаких молний.
Лора продолжала:
– Если хорошенько подумать, то вся жизнь – это карточная игра, разве не так? Значит, нечего жаловаться. Садись в машину, Крис. Едем дальше.
Вся в напряжении, Лора ехала через пригороды Палм-Спрингс, и ей казалось, что ее душит гаротта. В любую секунду она ждала нападения, хотя знала, что беда придет, когда она будет меньше всего этого ожидать.
Без происшествий они доехали до шоссе №111. Далее путь лежал через почти голую пустыню, до пересечения шоссе №111 с шоссе №10.
– 13 -
В надежде избежать полного провала лейтенант Клитман опустил окно и улыбнулся полицейскому, который постучал по стеклу, чтобы привлечь его внимание, и теперь, согнувшись, заглядывал в машину.
– В чем дело?
– Разве вы не заметили красную полосу на краю тротуара, когда ставили машину?
– Красную полосу? – удивился Клитман, ломая голову, что бы это значило.
– Уж не хотите ли вы сказать, сэр, – продолжал полицейский наигранно шутливым тоном, – что вы не видели красной полосы?
– Нет, сэр, конечно, я ее видел.
– Я так и думал, что вы не способны на ложь, – сказал полицейский, как если бы он хорошо знал Клитмана и не ставил под сомнение его честность, что очень удивило лейтенанта. – Но если вы видели красную полосу, сэр, то зачем вы тут остановились?
– А, вот в чем дело, – сказал Клитман, – останавливаться разрешается только у тротуара без красной полосы. Ну конечно.
Полицейский в изумлении смотрел на Клитмана. Затем он перенес свое внимание на фон Манштейна, который сидел рядом, затем на Брахера и Губача на заднем сиденье, улыбнулся и кивнул им головой.
Клитману не надо было оборачиваться, чтобы понять, что его команда с трудом сдерживает волнение. Атмосфера накалялась.
Полицейский наконец опять перевел взгляд на Клитмана, улыбнулся и неуверенно спросил:
– Если я не ошибаюсь, ребята, вы проповедники?
– Проповедники? – повторил Клитман в растерянности.
– У меня дедуктивное мышление, – сказал полицейский, по-прежнему улыбаясь. – Я не Шерлок Холмс. Но у вас на бампере наклейки «Я люблю Иисуса» и «Христос
Вот почему он решил, что Клитман не способен на ложь: он их принял за баптистских пасторов.
– Совершенно верно, – немедленно подтвердил Клитман. – Мы прибыли на конференцию, сержант. Извините, что мы нарушили правила. У нас не бывает красной полосы на тротуаре. Если вы…
– А откуда вы? – спросил полицейский без подозрения, а наоборот стараясь быть дружелюбным.
Клитман многое знал об Америке, но такого рода разговоры могли завести его в тупик. Он припомнил, что баптисты вроде бы происходят с юга страны; он не был уверен, что они есть на севере, западе или востоке, поэтому он попытался припомнить какой-нибудь южный штат. Он сказал:
– Я из Джорджии.
И тут же сообразил, сколь не правдоподобно такое заявление, произнесенное с немецким акцентом.
Улыбка на лице полицейского сменилась выражением недоумения. Он посмотрел на фон Манштейна и спросил:
– А вы откуда, сэр?
Следуя примеру своего лейтенанта, но с еще более сильным акцентом фон Манштейн объявил:
– Из Джорджии.
С заднего сиденья, не дожидаясь вопроса, Губач и Брахер хором ответили, как если бы это были магические слова, способные усыпить бдительность полицейского:
– Из Джорджии, мы из Джорджии.
Улыбка окончательно исчезла с лица сержанта. Он нахмурился и сказал, обращаясь к Эриху Клитману:
– Прошу вас, сэр, выйти на минутку из машины.
– Конечно, сержант, – согласился Клитман, открывая дверь и заметив при этом, что полицейский отступил назад и положил правую руку на рукоятку револьвера в кобуре. – Но мы опаздываем на молитвенное собрание…
На заднем сиденье Губач стремительно открыл кейс и выхватил оттуда «узи», соперничая в быстроте с телохранителями президента. Ему некогда было опускать окно, он прижал дуло к стеклу и открыл огонь по полицейскому, не дав ему времени вытащить револьвер. Стекло вылетело под ударами пуль. Более тридцати пуль попало в полицейского с близкого расстояния, и он упал назад, на спину, на проезжую часть дороги. Завизжали тормоза автомобиля, который остановился в последнее мгновение, чтобы не наехать на тело, а на другой стороне улицы от выстрелов разлетелись стекла витрин магазина мужской одежды.
Сохраняя полное хладнокровие и мгновенно оценив обстановку – именно этими качествами солдат СС особенно гордился Клитман, – Мартин Брахер вышел со своей стороны из «Тойоты» и выпустил длинную очередь из «узи», чтобы усилить неразбериху и панику вокруг и дать им возможность благополучно скрыться. Посыпались стекла витрин дорогих магазинов не только на боковой улице, где они стояли, но и на пересечении с Палм-Каньон Драйв. Клитман видел, как пули ударяли в проезжавшие автомобили и, возможно, ранили водителей, а может быть, водители в панике метались из одного ряда в другой; «Мерседес» кофейного цвета налетел на грузовик; ярко-красная обтекаемой формы спортивная машина выскочила на тротуар, содрала кору со ствола пальмы и въехала в витрину магазина подарков.