Молодая няня
Шрифт:
— Хор закончил, волнующим «Удивительная благодать», — продолжал Уоллас, складывая вещи в багажник. — Затем у края могилы волынщик исполнил «Глорию». Его пригласил Седжуик. Ваш дедушка питал слабость к игре на волынке, когда бывал навеселе, если позволите такое выражение, сэр.
— Очень мило со стороны Седжуика, — с теплым чувством одобрил Бью. Няне Стоу, не все известно! Она, очевидно, принадлежит к типу людей, придерживающихся правила «кто рано встает, тому Бог подает», и никогда не видела деда подвыпившим. — А как насчет поминок?
— О, всем известно, чего
— Конечно, Уоллас.
Впрочем, он обязательно проверит счета. Беспечное отношение к деньгам было присуще образу деда, но такой размах, проявленный няней, порождал неприятные подозрения: не пошли ли деньги на то, чтобы выстлать перышками свое гнездышко, пока не вернулся внук и наследник, что вполне во вкусе такой пройдохи.
Когда Уоллас усадил его на заднее сиденье машины, Бью, уже закусил удила. В первую очередь — домой, увидеть пресловутую няню, затем незамедлительно проконтролировать юридическое положение дел. Однако существовал еще один вопрос, который не мог ждать.
— Почему дед взял няню, Уоллас?
— Ну, вы же знаете, как мистер Вивиан любил пошутить, сэр. Он сказал, что ему необходимо иметь наготове няню, которая позаботится о нем, когда он впадет в детство. В его возрасте, как заметил ваш дедушка, предвидеть, когда это случится, невозможно.
Такая предусмотрительность казалась чрезмерной.
— А были хоть какие-то признаки приближающегося старческого слабоумия, Уоллас? Пожалуйста, скажи откровенно.
— Вовсе нет, сэр. Мистер Прескотт оставался таким же, как всегда, до самой кончины...
По крайней мере, на сей раз Уоллас не упомянул об ангеле смерти.
— Но, невзирая на это, он продолжал держать няню?
— Да, сэр. Говорил, что она действует на него лучше, чем джин с тоником.
— Она запрещала ему пить? — поинтересовался Бью.
— О, ей никогда не пришло бы такое в голову, сэр. — Уолласа, казалось, шокировало подобное предположение. — Няня Стоу очень выдержана.
«Зная, какая сторона хлеба намазана маслом, — мрачно подумал Бью, — постаралась установить добрые отношения со всеми». Бессмысленно задавать дальнейшие вопросы. Няня Стоу здорово окрутила Уолласа. Он не скажет ни одного дурного слова о ней, хотя она провела в доме два года, занимаясь неизвестно чем. Эта особа, предававшаяся столь праздному времяпрепровождению, вызывала у Бью большие подозрения. И он радовался, что приближалось время, когда ему предоставится возможность составить о ней собственное мнение.
— Не возражаете, если я позвоню Седжуику, сэр? Он просил дать знать, когда мы будем в пути.
Бью не смог удержаться от колкости:
— Может быть, позвонить сразу няне Стоу?
— Седжуик сообщит ей, сэр. Без сомнения.
— Пожалуйста, Уоллас. Не хочу никого лишать возможности подготовиться к встрече со мной.
Бью, был уверен, что в центре будет стоять, дрожа от страха, няня Стоу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Страшно нервничая в ожидании встречи с Бью Прескоттом, Мэгги еще раз внимательно посмотрела на фотографию, которую вручил ей Вивиан.
— Это мой мальчик Бью. Необузданное дитя.
Губы ее удивленно скривились, когда она услышала эпитет, характеризующий его внука. Фотография была трехлетней давности, сделанная на вечере в честь восьмидесятидвухлетия Вивиана. Красивого высокого парня, умудрившегося придать строгому вечернему костюму столь невероятный стиль, вряд ли можно было назвать ребенком. Хотя в его усмешке сквозило мальчишеское безрассудство, а в глазах плясали чертики.
Зеленые глаза выглядели чрезвычайно привлекательно на загорелом лице, обрамленном светлыми волосами, настолько густыми, что их не удалось пригладить даже для позирования перед фотографом. Однако их взъерошенность придавала парню некоторое очарование, смягчая резкие черты лица и немного тяжеловатую челюсть. У него был красивый рот с хорошо очерченными губами, не слишком полными, но и не тонкими. Он, без сомнения, выглядел красивым, но внешность бывает обманчивой, судить следует не по ней, а по характеру и внутренней настроенности души.
— Приручи его настолько, чтобы отвести к алтарю и сделать отцом твоего ребенка, и тогда «Розовый утес» и все остальное будет принадлежать тебе, Мэгги.
Сколько раз делал ей Вивиан подобные внушения за последние два года? Забавный вызов, как казалось Мэгги, часто повторяющаяся шутка. Она никогда не принимала его слова всерьез.
— Что мне до него? Ты избаловал меня, Вивиан. Я не интересуюсь молодыми людьми. Ни один из них не обладает ни твоей savoire faire, ни обаянием.
— Или просто не пользуется им.
— Может, он не понравится мне, Вивиан, а я не могу выйти замуж за человека, не питая к нему хотя бы симпатии.
— Бью, нравится всем женщинам. — У него всегда был наготове ответ.
— Ну, может, я не понравлюсь ему, — возражала она.
— Что ему может не понравиться в тебе? Когда дело касалось этого вопроса, добродушному подшучиванию приходил конец. Не в ее принципах позволять унижать себя. В прошлом ей пришлось сталкиваться со множеством людей, стремившихся подавить ее чувство собственного достоинства и обращавшихся с ней, как с самым ничтожным существом, и она решительно восстала против. Горькие разочарования научили Мэгги не рассчитывать на симпатию и взаимопонимание.
Неожиданно произошло чудо — весь персонал радушно принял и полюбил ее. Ни в ком из них она не чувствовала зависти или желания «подсидеть». Вивиан представил Мэгги своей няней, и, несмотря на чрезвычайно странное определение ее статуса, все восприняли это, как должное.
Часто обсуждаемая Вивианом идея завлечь «необузданное дитя» и заставить продолжить род Прескоттов также встретила их общее одобрение.
Безумная идея.
Но теперь эта идея перестала казаться такой уж безумной, а скорее налагала на Мэгги большое бремя ответственности.