Молодой Сталин
Шрифт:
У большевиков получился идиллический летний слет. Был даже сделан групповой фотоснимок [179] . Но большевики не могли даже пикник провести без политики: здесь случались разоблачения и товарищеские суды. Сталин и Спандарян поддерживали Ленина и решили подвергнуть Каменева трибуналу в Монастырском. Каменев подарил Сталину “Государя” Макиавелли – не лучший подарок для человека, который и так воплощал дух макиавеллизма. Во время пьяного застолья Каменев спросил всех присутствовавших, что для них наивысшее удовольствие в жизни. Кто-то говорил: женщины, другие честно отвечали: идти путем диалектического материализма к пролетарскому раю. Сталин ответил: “Выбрать своего врага, подготовить
179
Сталин – в лихо заломленной любимой черной шляпе – стоит, как обычно, в центре заднего ряда, по сторонам – Спандарян и Каменев. Свердлов также в заднем ряду, а в переднем, на полу, сидит маленький сын Свердлова Андрей, один из главных следователей и палачей сталинского НКВД.
180
Сталин повторял это и в начале 1920-х. Каменев называл это “теорией сладкой мести” Сталина (после того как диктатор в середине 1920-х нанес ему поражение). Но ни теорию, ни самого Сталина он не принимал всерьез, пока не стало слишком поздно.
На “трибунале” Каменева голос Сталина был решающим. Он, как всегда, проявил изворотливость и умение находить союзников: сначал он обвинил Каменева, а затем, до итогового голосования, уехал в Курейку и таким образом спас жертву. Каменев свысока относился к неотесанному грузину, а Сталин считал Каменева человеком близким по убеждениям, но негодящим мужчиной и политиком. “Видал я летом Градова [Каменева] с компанией, – писал он Зиновьеву. – Все они немножечко похожи на мокрых куриц. Ну и “орлы”!..”
Сталин вновь вернулся зимовать в Курейку. В начале ноября, когда лег снег, он получил разрешение посетить врача в Монастырском. Приехав в нартах, запряженных четырьмя собаками, разодетый в меха, он влетел в дом Спандаряна и расцеловал друга в щеки – а Веру дважды поцеловал в губы.
– Ах, Коба! – восклицала обрадованная Вера. – Ах, Коба!
Спандарян, предрасположенный к туберкулезу и нервным припадкам, иногда “до такой степени выходил из себя, что, например, от злости от укуса комара летом даже рвал на себе одежду”. “Сурен… был очень нервным, угнетенным”, но Сталин – “очень веселый”, вспоминает ссыльный Борис Иванов, и “приезд тов. Сталина всегда оживлял” Спандаряна.
Сталин получил письмо от Зиновьева и отправил ему саркастический ответ:
Дорогие друзья!
Наконец-то получил ваше письмо. Думал было, что совсем забыли раба божьего, – нет, оказывается, помните еще. <…> Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? <…> Вопросов и тем много в голове, а материала – ни зги. Руки чешутся, а делать нечего. Спрашиваете о моих финансовых делах. <…> А почему вы об этом спрашиваете? Не завелись ли случайно у вас денежки и не думаете ли поделиться ими со мной? Что же, валяйте! Клянусь собакой, это было бы как нельзя более кстати. <…>
В Монастырском Сталин подлил масла в огонь здешнего конфликта: подобное ему всегда нравилось – как злое развлечение и политическое упражнение. Ссыльные большевики во главе с Шаумяном поняли, что у них кончается сахар и теплая одежда на зиму, и ограбили магазин компании “Ревельон”. Полиция начала расследование, и ссыльный Петухов донес на грабителей. Ссыльные, в сибирской глухомани впавшие в паранойю, разделились: одни заняли сторону похитителей, другие – доносчика. Спандарян хотел наказать Петухова и отдать его под партийный трибунал. Свердлов защищал Петухова и предлагал предать суду Спандаряна – за грабеж. Но Свердлов сам в то время слишком сблизился с полицией: он обучал местных полицейских немецкому. Спандарян и его сторонники обвинили Свердлова в том, что он “морально разложившийся” шпион охранки.
Свердлов бойкотировал трибунал, на котором Спандарян, Вера и пятеро других проголосовали за осуждение Петухова. Сталин, которого в свое время так же исключали на партийном суде, воздержался от голосования, объясняя это тем, что “надо было исключать обоих, т. е. Петухова и Свердлова”. Страсти накалились до того, что один из сторонников Свердлова был избит.
“Эта ссылка хуже всякой другой, – писал Свердлов. – Ни тени общественности, товарищеской среды… оторванность от всех и от всего адская, отдаленность убийственная”. Спандарян “тяжело заболел… шла кровь через горло” 1 .
Сталин “бывал там [в Монастырском] подолгу, – рассказывает надзиратель-денщик Мерзляков. – Где он в эти дни, у кого жил, ночевал, мне неизвестно. Сам И. В. приходил в управление, говорил мне о том, что надо ехать обратно”.
Снова возвратившись в Курейку, Сталин провел зиму в своей закопченной комнате у Перепрыгиных. Его отношения с Лидией продолжались. С большой радостью он получил посылку из Петербурга – от Ольги Аллилуевой – и откликнулся на редкость чувствительным посланием:
Очень-очень Вам благодарен, глубокоуважаемая Ольга Евгеньевна, за Ваши добрые и чистые чувства ко мне. Никогда не забуду Вашего заботливого отношения ко мне! Жду момента, когда я освобожусь из ссылки и, приехав в Петербург, лично благодарю Вас, а также Сергея за все. Ведь мне остается всего-навсего два года.
Посылку получил. Благодарю. Прошу только об одном – не тратиться больше на меня: вам деньги самим нужны. Я буду доволен и тем, если… будете присылать открытые письма с видами природы…
Анна и Надя Аллилуева (последней уже исполнилось четырнадцать лет), в свою очередь, послали своему опальному герою новый костюм, а в карман положили записочку.
В марте 1916-го, когда стало возможно проехать по Енисею на санях, Сталин отправился в Монастырское повидать Спандаряна и “переправить последнюю почту”. В письме от 25 февраля он жаловался товарищу: “Кстати, напиши мне, пожалуйста, какова судьба статьи К. Сталина “О культурно-национальной автономии”, вышла ли она в печать, а может быть, и затерялась где-нибудь? Больше года добиваюсь и ничего не могу узнать. <…> Чем занимаюсь? Конечно, даром не сижу. Твой Иосиф”. Сталин отправлял статью Ленину через Аллилуева, но она почему-то навсегда потерялась.
Спандаряна Сталин нашел тяжело больным: туберкулез и сердечная недостаточность. Тот просил, чтобы его перевели из Туруханска. Сталин, беспокоясь за Спандаряна, также обратился с прошением. Через несколько дней он вернулся в Курейку. “Это была его последняя встреча с Суреном Спандаряном”, – пишет Вера Швейцер [181] .
Летом Лидия во второй раз забеременела от грузинского жильца – после чего тот, как обычно, скрылся. Ссыльные, как писал Иванов, “узнали, что Сталин исчез из Курейки – сбежал” на несколько месяцев. Где он был? Этого не знает и Мерзляков. Он разрешал “И. В.” рыбачить ниже по течению на острове Половинка. Сталин уезжал туда “на целое лето. <…> Я только слухами пользовался, что он не убежал”. Жандарм удивлялся, что Сталин забыл на этом дальнем острове: “Пустое (нежилое) местечко Половинка. Пески. Где он только там рыбачил? Никто другой там не был”. Но выходит, что Сталин все же бывал в “пустом местечке Половинка”.
181
Спандаряну позволили переехать в Красноярск в августе, но было уже поздно. Сталин спрашивал о своем друге, но письма затерялись.