Молодой Верди. Рождение оперы
Шрифт:
— Куда ты, Баттиста? На стол! Неси ноты на стол! — забеспокоился маэстро Алинови.
— На стол? О, извините, маэстро.
Баттиста в последний раз скорчил страшную гримасу, накренился набок, вильнул бедром и повернул обратно — к столу. И тут, как раз на повороте, он поскользнулся, пробежал несколько шагов, неуклюже балансируя, и упал, растянувшись во весь рост. Пачка нот грохнулась об пол и рассыпалась. Из нее вытряхнулась пыль.
— Ну вот. Так и знал, — сказал маэстро Алинови. — Я же все время говорил тебе: осторожно, осторожно, Баттиста! А ты бежишь вперед, ничего
— Я ушиб ногу, — плаксиво сказал Баттиста. И чихнул.
Анджиоло Росси закрыл лицо руками. Смех душил его, но он старался казаться серьезным, чтобы, чего доброго, не рассердить маэстро.
Баттиста опять чихнул.
— Перестань, Баттиста! — крикнул синьор Алинови. — Перестань! Что это такое! Собирай нотные листы и складывай их на стол. Да поживее! Слышишь?
— Разрешите помочь мальчику, синьор маэстро? — спросил Росси.
Алинови кивнул.
Двое юношей и мальчик собирали с пола пожелтевшие листы нотной бумаги. Это были отрывки из разных опер. Отдельные арии, дуэты, ансамбли. Главным образом здесь были сочинения мастеров прошлого столетия: Перголези, Чимарозы, Паизиелло, Пиччинни. Но среди этих, ставших классическими сочинений попадались отрывки из опер композиторов современных и благополучно здравствующих композиторов, оперы которых шли по всей Италии: в Милане, в театре Ла Скала, и здесь, в Парме, в театре Дукале.
Первым выпрямился Джузеппе Верди.
— Покажите, как вы читаете с листа, — сказал Алинови. Он взял со стола первые попавшиеся ему под руку нотные листы и поставил их на пюпитр. Это был дуэт Умберто и Серпины из «Служанки-госпожи» Перголези.
— Я хорошо знаю эту музыку, — сказал Верди.
— Ну, тогда возьмем вот это, — маэстро открыл финальную сцену из доницеттиевской «Лукреции Бор-джиа».
— Эта музыка мне тоже знакома, — сказал Верди.
— Выберем что-нибудь менее популярное, — Алинови поставил перед молодым композитором дуэт тенора и баса из «Измаилии» Меркаданте.
— Прошу прощения, — заметил Верди, — я знаю и это.
— Эге, вы что-то очень много знаете. — Алинови погрозил композитору пальцем, но тон его был благожелательным.
— Я не изучал этой музыки, — сказал Верди, — но я слышал оперу в театре и помню дуэт очень хорошо. Не могу же я сказать вам, что буду читать с листа?
Маэстро Алинови улыбался. Прямота молодого Верди понравилась ему. Анджиоло Росси казался растерянным. Он то и дело посматривал на дверь. Синьор Алинови поставил на пюпитр продолговатую тетрадь.
— Партитура струнного квартета нашего славного маэстро Доницетти. Знаете ли вы эту музыку?
— Нет, — сказал Верди.
Стул, на который сел Анджиоло Росси, оказался скрипучим. Молодой человек смущенно вскочил с места. Алинови обернулся.
— А вы, синьор Росси, подождите. Я займусь вами несколько позже.
— Делайте, как вам угодно, синьор маэстро, — сказал Росси. У него был совсем растерянный вид. Он пересел на стул к самой двери.
Верди у рояля просматривал глазами доницеттиевский квартет.
— Ну, давайте, давайте, — сказал Алинови.
Верди положил руки на клавиши.
— Это
— Вы так думаете?
— Да, — сказал Верди, — я в этом уверен. Посмотрите сами, синьор маэстро. — И он указал Алинови на некоторые гармонические сочетания, звучавшие фальшиво.
— Хорошо, хорошо, — сказал Алинови. — Играйте так, как вы считаете правильным. Подойдите сюда, синьор Росси, посмотрим вместе, как Джузеппе Верди будет выправлять ошибки переписчика.
Анджиоло Росси подавил вздох. Он подошел к роялю нехотя. Он слышал о том, что экзаменующимся дают иногда читать музыкальные произведения, переписанные заведомо с ошибками. Так испытывают слух и знание правил гармонии. Росси не на шутку перетрусил. Верди не останавливаясь и в надлежащем быстром движении разыгрывал первую часть квартета Доницетти. Маэстро Алинови глядел в ноты и, глядя в ноты, думал: «Да, это настоящий музыкант. Чутье гармонии у него тончайшее. Читает квартет впервые и видит все ошибки и выправляет их сразу. Все до единой! Ни одной не пропустил. Да, это музыкант!»
Когда Верди кончил первую часть квартета, синьор Алинови положил ему руку на плечо.
— Дальше? — спросил Верди. Он поднял голову и смотрел на Алинови снизу вверх.
Синьор Алинови улыбнулся.
— Нет, друг мой, — сказал он, — дальше играть не надо.
Он чувствовал симпатию к этому юноше. Он не встречал среди молодежи еще никого, кто бы так тонко понимал язык музыки и так остро чувствовал ее законы. Это пленило маэстро.
И вдруг — непрошенная мысль: а что, если Верди знал этот квартет? Но сразу же и с негодованием маэстро отбросил от себя неизвестно почему возникшее подозрение. Нет, нет, этого быть не может! Квартет нигде не исполнялся, переписан в одном экземпляре. Рукопись хранится у маэстро Симона Майра. Где было Верди взять этот квартет?..
И тогда, ни слова не говоря, он открыл шкаф, где хранились его собственные сочинения. Маэстро Алинови был плодовитым композитором. Он с одинаковой легкостью писал музыку светскую и духовную, арии и мессы.
— Познакомьтесь-ка вот с этим произведением. — Он поставил на пюпитр партитуру собственного, недавно законченного им Gloria, написанного для хора и оркестра.
— Прочитайте-ка это.
Маэстро Алинови раскрыл толстую тетрадь и стал перелистывать страницы. Партитура была довольно сложной. Маэстро проглядывал ее с удовольствием. Он торопил Верди:
— Начинайте, начинайте!
Верди внимательно рассматривал ключи и вглядывался в почерк маэстро. Потом стал играть.
Синьор Алинови был счастлив. Юноша из Буссето доставлял ему истинное наслаждение. Партитура под его пальцами оживала во всей неприкосновенности строгих полифонических построений, столь любезных сердцу придворного органиста. Маэстро забыл, что перед ним экзаменующийся. Он принимал участие в исполнении своего произведения, подыгрывал правой рукой на дискантах, отбивал такт ногой. И неожиданно запел, громко и необыкновенно высоким голосом. И казалось нелепым, что у такого крупного, тучного человека такой тонкий и даже визгливый голос.