Молох Империи. Дилогия
Шрифт:
Масканин снова улыбнулся.
– Говорят, все подобные заведения закроют, по крайней мере на лайнерах.
– Во-во, – кивнул Чепенко, – как в имперские времена было. Кагеру не нравятся казино, тем более на лайнерах.
– А чего ж он их разрешил? – спросил Бобровский.
– Он не разрешал. Такие "Ливадии" у федератов закупают…
– Не понял, – Бобровский усмехнулся. – С чего это они такие имена дают?
– Дают здесь, в королевстве, – вмешался Масканин. – "Ливадия"
Чепенко и Бобровский переглянулись.
– Что заметно? – спросил последний.
– Его Величество просто Кагером называете.
– А-а… Добровольцы мы. А сам?
– Тоже. И поэтому предлагаю это отметить. Все эти казиношки, где собираются ожиревшие толстосумы и карточные шулеры, мне как-то не по душе. Предлагаю навестить какое-нибудь место, где можно встретить прекрасный пол.
– Принимается, – кивнул Чепенко. – Тогда мы зайдем за тобой к часам… этак к одиннадцати вечера, примерно.
– Каюта: пять-семьдесят два.
– Угу, запомнил. Хэ… За это стоит выпить, за предстоящую ночку.
Масканин, как и остальные, в несколько долгих глотков выпил второй бокал, не утруждая себя дегустацией букета, и поставил его рядом с салатницей, потом доел мясное блюдо, размышляя над тем, что как-то сразу проникся симпатией к своим новым спутникам.
– Вы в отпуске, ребята?
– Если бы, – ответил Чепенко. – Получили назначение в шестнадцатую штурмовую.
– Вот так новость, – обрадовался Масканин, – теперь я даже вдвойне рад нашему знакомству. У меня то же назначение.
– Слыхал, Бобёр? А еще говорят, чудес не бывает, – улыбнулся Чепенко. – Крейсерская дивизия?
Масканин мотнул головой.
– Седьмой флот.
– Странно. Ты же вроде в Корпусе?
– Не мы выбираем, а нас назначают.
– Понятно. А на каком корабле ходил?
– Эсминец "Защитник", погиб при Ютиве III.
– А-а… Наслышан про эту бойню, награды за нее?
– Вот эта, – Масканин показал на орден доблести, – золотой крест за призрак. А вы?
– Десантная дивизия Корпуса. Пилоты батальонных десантно-штурмовых кораблей. Мы с Бобровским еще с самой Академии вместе и по распределению попали тоже вместе. Так получилось, что наши ДШК погибли тоже вместе, ну а мы… ну а мы выжили. Повезло.
– Честно говоря, – произнес Бобровский, расправившись с бифштексом и жаренным картофелем, – не хотел бы я оказаться на месте тех ребят, которых мы доставляем…
– Во-во! – согласился Чепенко, с хмельной резвостью мотнув головой, – Бросаем их в самое пекло. Вообще-то, они мне всегда казались безумцами. Могу лишь догадываться, что они переживают… Сверху все это похоже на ад кромешный.
– Мне это знакомо, – произнес Масканин немного скованно, вновь вспомнив Ирбидору. – Когда-то и мне пришлось быть десантником.
– Да ну!
Масканин попытался
– Было дело. Выпрыгиваешь из капсулы, бежишь, стреляешь, зарываешься в землю, снова стреляешь, потом опять бежишь и стреляешь. И главное, поменьше думать о собственной смерти и побольше стрелять.
– И сколько у тебя выбросок?
– Одна.
– Для некоторых операций и одной слишком много. Сам видел.
Краем глаза Масканин заметил, как слегка дернулся Бобровский, сидевший доселе спокойно. Потом сосед полез под стол, в незамеченный до сих пор небольшой саквояж.
– Что, Бобёр, твой гад проснулся? – спросил с досадой Чепенко.
– Проснулся.
– Опять куснул?
– Угу, проголодался.
– Я тебе всегда говорил, закрывай его, гаденыша.
– Вы о ком? – Масканин был озадачен.
– О лимате, – ответил Бобровский. – Хочешь глянуть? Только осторожней, цапнет.
Масканин наклонился под столик и увидел в раскрытом саквояже зверька размером с два кулака, обладавшего ярко-зеленой пушистой шерстью и бело-рыжим гребнем. Пара зорких черных глаз цепко следил за незнакомцем, набравшимся наглости рассматривать своенравного сарагонского хищника.
– Дай-ка ему сладенького, – предложил Чепенко. – Может быть скотинка опять уснет.
– Иди ты к едрене фене… – недовольно пробурчал хозяин лимата, но все же выбил заказ бисквитного торта. – Тебе лишь бы он вечно спал.
Чепенко ехидно улыбнулся.
– Вечный сон пошел бы ему на пользу.
Когда пневмостворки выплюнули заказ, Бобровский аккуратно поместил пластиковую тарелочку с тортом в саквояж. Оттуда раздалось громкое чавканье вперемежку с не менее громким утробным урчанием.
Громкие и откровенные звуки начали привлекать внимание. Некоторые посетители из-за соседних столиков, кто заинтересованно, а кто и с подозрением, стали бросать косые взгляды на трех офицеров. Один старичок даже откровенно глазел на них и недовольно покачивал головой.
– Старый пень, – возмутился Чепенко шепотом. – Видать, всерьез подумал, что это мы так смачно чавкаем.
– Бабушка гадала – надвое сказала, – буркнул Бобровский в ответ товарищу и быстро закрыл саквояж.
– Ага, – отпарировал Чепенко, – то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.
– А в открытую отчего не покормишь своего хищника? – поинтересовался Масканин, но когда увидел набычившееся лицо Бобровского, понял, что спросил что-то не то.
Ситуацию прояснил Чепенко.
– Лучше не надо об этом. Знаешь сколько Гришке влетало в столовках и ресторанах? Даже от командования. Лимат, тварюка такая, может повести себя не предсказуемо, например, погулять по соседним столам или попробовать на вкус щиколотку какой-нибудь дородной дамы…
– Тогда почему бы не кормить его в своей каюте?