Молох Империи. Дилогия
Шрифт:
Через некоторое время дверь в помещение отворилась. Вошел охранник, прошелся вдоль центрального прохода, заглянув в каждый кубрик, и объявил:
– Отбой!
За ним автоматически захлопнулась стальная дверь.
Свет погас и тут же над дверью в помещение включилась тусклая лампа ночного освещения. При обходе охранники могли открыть смотровое окошко и оглядеть, что творится в бараке. Находясь под первым впечатлением, Мэк подумал, а не проще было бы установить хотя бы обыкновенную видеокамеру?
– Эй, потушите луну! – крикнул кто-то.
Тут же на центральном проходе послышались
Кровать Мэка находилась сразу у прохода и он выглянул посмотреть, что будет дальше. Но человек у 'луны' и не думал уходить, он застыл, припавши к смотровому окошку. Минут двадцать Мэк ждал, когда тот уйдет спать, но так и не дождавшись, позволил себе забыться сном, уже успев невзлюбить здешние порядки.
Снился ему опять кошмар. Один и тот же. Причем кошмар этот не забывался, а словно застревал в памяти. До недавних пор Мэк подобным не страдал и всерьез подозревал, что это последствия ковыряния в мозгах коновалов Самхейна. Кошмар, что его преследовал, начинался с одного и того же: он разговаривал с Хельгой, она смеялась и шутила, они вместе гуляли, ужинали в смутно знакомом кафе. Потом появлялся человек в черном, с бледной кожей, и снова, и снова продолжал надругаться над его женщиной. И каждый раз в ушах стояли ее полные отчаяния и боли крики. Потом возникало бледное лицо Самхейна. Не лицо даже, а зловещая морда с оскаленной пастью, переполненной рядами острых, словно частокол, зубов. Затем изо рта Самхейна брызгали потоки черной крови и он дико, остервенело смеялся. Смеялся очень долго и Мэк чувствовал полную беспомощность, бесполезную, не находившую выхода ярость и душившую ненависть. Мерзкая морда бээнца-палача начинала увеличиваться, мясистые, пылающие злобой глаза светились победой, завораживали, тянули к себе. Мэк проваливался в растущий, пламенеющий адским заревом глаз Самхейна, к которому его тащило неведомой силой, подавляющей всякое сопротивление в зачатке. Потом в этом демоническом глазу он видел свое отражение, прикованное цепями к воздуху, неспособное освободиться. Его тело, а вернее его отражение было окровавлено и обезображено. Пробуждение после такого сна не приносило ничего, кроме острого желания придушить Самхейна или любого бээнца. Мэк каждый раз зло ухмылялся и тут же забывал о кошмаре. Прошлое есть прошлое, что было, то сплыло.
Мэк проснулся как от толчка. Его прошиб холодный пот. Кругом темнота и тишина. Сначала пришла мысль, что он проснулся от кошмара, но потом он отбросил ее. Кто-то тихо и медленно крался рядом. Бесшумно, насколько это было возможно, вскочив, Мэк схватил невидимого врага, в одно мгновение выкрутил ему руку и заткнул рот. Этот кто-то даже не оказал сопротивления, а все его тело сильно трясло.
Немного ослабив хватку, Мэк освободил ему рот и спросил шепотом:
– Ты что тут делаешь?
– Я Шкодан… – ответил человек срывающимся от боли в руке голосом. – Я не хотел ничего сделать. Я всегда хожу по ночам.
– Но зачем?
– Чтобы сменить у двери Сирила. Мы с ним по очереди дежурим у 'луны', чтобы вовремя услышать охранника и снять одеяло.
Мэк освободил его и придержал.
– Слушай, а этот… – он кивнул на храпящего Маонго, – откуда здесь негр? Я думал, они давно уже в империи вымерли…
– Тише, – чуть ли не с ужасом прошептал Шкодан. – Он не любит, когда его так называют.
– Не понял…
– Чего не понял?
– Это как если бы собака не любила, когда ее собакой называют?
Шкодан шарахнулся и попятился к проходу. А Мэк лег обратно
Утром его разбудил звуковой сигнал, возвестивший о подъеме. Тут же все покинули свои койки и разбрелись, кто к очкам справлять нужду, кто к умывальникам приводить себя в порядок. Один из заключенных дал Мэку тюбик с пеной и станок для бритья – такой же как и у остальных. Мэк с удивлением рассмотрел непривычные гигиенические принадлежности, затем понаблюдал, как другие сбривают утреннюю поросль. Он впервые видел подобные инструменты, ведь во всей галактике о подобных орудиях давно уже забыли, предпочитая либо пенки для растворения волос, либо молекулярное бритье. В мирах так называемого свободного человечества даже существовала мода на удаление корней волос. Мэк, как и любой его соотечественник, всегда презрительно относился к таким модам и теперь почти что пожалел об этом. Аккуратно побрившись, и тем не менее, порезавшись в нескольких местах, он смыл остатки пены и услышал голос Хатана:
– Строиться! Живее!
К удивлению Мэка, заключенные очень даже дисциплинировано построились в одну кривую линию на центральном проходе. Тяжелая дверь отворилась и в камеру вошли трое охранников.
– Все в порядке, сержант, – доложил Хатан одному из них. Тот кивнул в ответ и жестом приказал стоящему снаружи рабу вкатить тележку с завтраком: по одной для каждого миске какой-то каши и по куску пластилинового на вид хлеба.
Мэк ожидал, что каша будет мерзкой на вкус и не ошибся. Без запаха, без вкуса – это было бы еще ничего, но жидкий жир, в которой она растворилась, противно расползался по рту и пищеводу. Хлеб оказался ей под стать – безвкусная пристающая к зубам масса. Видать, здешние повара – большие мастера в своем деле. Неплохо было бы хоть одного утопить в его же вареве.
Перед началом работы Мэк получил свой первый новенький, плотно облегающий тело скафандр, изготовленный из прочной металлизированной полностью герметичной ткани. Его дополняли тяжелые горные сапоги с металлическими набойками, толстые рукавицы и гермошлем с вмонтированным приемопередатчиком. Империя не скупилась на амуницию для рабочих-рабов, исправно поставляя в миры смерти добротные скафандры, которые менялись каждый месяц, так как за это время его прочная ткань изнашивалась, не выдерживая воздействия минералов и тяжелых нагрузок.
Как оказалось, бригада Хатана занималась добычей минералов в одной из штолен методом взрывов. Перед началом нового рабочего дня Мэк, Маонго и Шкодан получили несколько ящиков с аммонитовыми шашками, которыми следовало взрывать породу в конце туннеля. Взяв по паре шашек, группа заложила их в нескольких выщерблинах, после чего Маонго к каждой связке установил детонатор, срабатывающий от дистанционного пульта.
– Уходим! – бросил он.
Отойдя на безопасное расстояние, Маонго произвел подрыв. Взметнув клубы серой пыли и разворотив породу, взрыв грянул бьющим по ушам грохотом. Тут же к месту взрыва устремился приземистый робот; десятки его конечностей с насажанными бурами мгновенно вгрызлись в породу. Люди помогали машине расчищать завал и наполняли породой подходящие самодвижущиеся платформы.
Различить что-либо в не осевшей пыли было крайне трудно, а очертания напарников растворялись уже через каких-то шесть-семь метров, по этой простой причине заключенные опасались во всю орудовать силовыми раздробителями. Шкодан с Маонго привычно выжидали. А снабженный датчиками робот 'напарник' мог реагировать на людей, и поэтому он шустро разгребал завал и дробил глыбы без риска причинить людям вред.
Заключенным же пока что оставалось наполнять подкатившую к ним порожнюю платформу и дробить более-менее мелкие осколки.