Молот ведьм
Шрифт:
— Что Вы хотите этим сказать?
— Ничего, — ответил Каль. — Извините.
И отвернулся.
Чай остыл. Вечер стал ночью. За окном почернело. Дождевые капли покрыли стекла окон сплошной сеткой оранжевых и голубых огоньков, сверкающих преломленным светом автомобильных фар и уличных фонарей. Дэн негромко разговаривал о чем-то с Паулем, уже, кажется, прилично напившимся. Официантка Марина выглянула из-за стойки, чтобы посмотреть на Алину. Та отрицательно покачала головой, и Марина нырнула обратно в виртуальный мир телефона.
— Никто не выжил? — спросил Аркадий Романович.
— Из тех, кто был в подвале — никто, — сказала
— А молодой человек? Ну, которого подстрелил этот жуткий тип…
Алина чуть улыбнулась.
— Жить будет. Пуля пробила легкое, но сейчас уже все в порядке, идет на поправку. Кстати, передавал Вам привет. И благодарность.
Аркадий Романович снова смутился, наклонил голову и, как показалось Алине, даже немного зарделся. Она невольно посчитала в уме: бродяга, которому университетский преподаватель истории и культурологии раскроил молотком череп, был шестым по счету убитым, если не считать умершую в больнице Жанну.
— Значит, весь ковен погиб, — задумчиво произнес Каль. — Никого не осталось.
— Никого, — ответила твердо Алина. — Ваш крестовый поход завершен.
Она не стала говорить ему про Викторию; про то, что Княгини Ковена не было в тот роковой вечер в подвале Виллы Боргезе; что ее, Алины, личные попытки найти Хозяйку Есбата с использованием всех доступных средств и ресурсов, не увенчались успехом. Не стала рассказывать, что, как ей объяснили люди сведущие в этих вопросах, у Виктории Камской, бизнес-тренера, писательницы, Госпожи Примы, есть еще одна личность, исходная, оставленная в прошлом и прозябающая в безвестности, пока две прочие ипостаси зловещей троицы пишут книги о пути к совершенству и режут младенцев на шабашах; что все документальные данные госпожи Камской — регистрация, паспорт, водительские права, университетский диплом, налоговый номер, карточка пенсионного страхования и прочее — к ее первой, настоящей личности отношения не имеют. Прима исчезла, как призрак, сбросивший маску и балахон, под которыми оказалась лишь пустота, и Алина не собиралась говорить это Инквизитору, потому сейчас собиралась сделать призраком его самого.
Она достала из сумки толстую папку и положила на стол.
— Вот, — сказала Алина. — Держите. Это Вам.
Аркадий Романович удивленно посмотрел на нее.
— Что это?
— Ваша новая личность. По официальной версии Вы погибли во время пожара в заброшенном здании: скрывались там от полиции среди бродяг и вместе с ними нашли свой печальный конец под завалами. Розыск и следствие прекращены за гибелью подозреваемого. Ваша жена уже опознала Вас в одном из до неузнаваемости изуродованных и обгоревших трупов. Вопросы с тестом на ДНК я решу.
Каль медленно раскрыл папку.
— Здесь все необходимые документы, — прокомментировала она. — Вся жизнь. Из старого — только фотография с прежнего паспорта и имя: я попросила по возможности его не менять, чтобы не пришлось привыкать к новому.
— Майзель Аркадий Леонидович, — прочел Каль и посмотрел на Алину. — Это что, я? Неужели я похож на Майзеля?
— Вылитый, — заверила Алина.
— Не знаю, что и сказать… Но как?..
— У меня есть хорошие связи, — сказала Алина.
И, конечно же, не стала уточнять, что теперь должна Кардиналу весомую «дружескую услугу» — а в том, что тот не забудет напомнить о долге, Алина не сомневалась.
— И что мне теперь с этим делать?
— Жить, — пожала плечами Алина. — Мне кажется, именно это от Вас и требуется.
— Я полагал, что, напротив, должен умереть, — задумчиво произнес Каль. — Если честно, то уже обдумывал способ, как…как уйти. Ждал только этой нашей встречи, и то, потому только, что Вы попросили.
— Вы могли умереть уже несколько раз, — сказала Алина, — и остались в живых только чудом. Я считаю, что нельзя задолжать Богу смерть — он может призвать нас к себе, когда Ему будет угодно. Но можно задолжать жизнь, достойную жизнь, понимаете? Достойную и счастливую. Я не знаю — да и знать не хочу — почему Вы взялись за молоток, но думаю, проблема в том, что Вы слишком зациклились на своем недовольстве окружающим миром, на брюзжании, ворчании, и возмущении тем, что происходит вокруг, а стоило бы заняться собой. Вы все равно не измените ничего из того, что Вас так возмущает, по крайней мере, теми методами, к которым Вы решили прибегнуть. Ничего. И я думаю, что вы это понимаете. Для всех Вы всего лишь очередной спятивший серийный убийца, маньяк, да еще и с опасной идеологией, угрожающей гуманистическим ценностям. И глубоко несчастный человек при этом.
— Так что же делать? — снова повторил Каль, глядя невидящим взглядом в раскрытую папку.
— Постараться стать другим. Счастливым, к примеру. Говорят, что к таким людям тянутся. А вокруг некоторых, счастливых по-настоящему, даже спасаются тысячи.
Каль кивнул.
— «Стяжи дух мирный…», да, я помню.
— Ну вот. Почему бы не попытаться? Поезжайте куда-нибудь в тихий город, в провинцию. Устройтесь работать — в школу, например. Воспитывайте и учите детей, по мере сил и возможности. Женитесь, в конце концов, еще раз. И перестаньте себя мучить. Может быть, отпадет необходимость мучить других.
Некоторое время они сидели молча. Потом Каль расстегнул куртку и вытащил из-под нее какой-то сверток, замотанный в полиэтиленовый пакет.
— Вот, чуть не забыл. У меня тоже для Вас кое-что есть.
Сверток лег на стол с тяжелым металлическим стуком.
— Что это? — спросила Алина.
— Ваш пистолет, — ответил Каль. — Я его подобрал там, на Вилле.
— Очень мило. Спасибо.
Он встал, застегнул куртку, сунул папку подмышку, повернулся было, чтобы уйти, но обернулся и хлопнул по лбу ладонью.
— Чуть не забыл! Не знаю, имеет ли это значение, но… В той квартире, где я скрывался, был кто-то еще.
Алина замерла.
— В каком смысле?
— Кто-то приходил туда ночью. Я слышал, как открывается и закрывается дверь, очень тихо, почти бесшумно. Сперва я решил, что это ко мне: у меня бывают, точнее, бывали, несколько необычные ночные гости, поэтому просто лежал на кровати и ждал. Потом услышал шаги, осторожные и очень легкие, и увидел сквозь веки чью-то фигуру в проеме двери, довольно высокую и, как мне показалось, мужскую. Человек постоял немного, посмотрел на меня, а потом вышел и прошел дальше по коридору — Вы, наверное, знаете, в той квартире много комнат. И все. Дверь больше не открывалась, или я просто уснул и не слышал, но утром никого, кроме меня, там уже не было.