Молот. Начало пути
Шрифт:
Тюремщик, которого я пощадил, стал ко мне привыкать и уже не боялся. Он единственный, кого я видел из живых существ, если не считать голубей, прилетавших
Скука и тоска угнетали, и я каждый раз радовался как щенок, когда толстяк заходил в камеру, хотя виду старался не подавать.
Самое главное в одиночке – это сохранить ясность ума. Я вспомнил курс специальной психологии, который нам вдалбливали в академии: человек – существо социальное, если лишить его контактов и сенсорной стимуляции, неизбежен депрессивный психоз, галлюцинации, а там и недолго с катушек съехать. Единственный выход – это чем-то себя занять. Немало примеров, когда зеки, отбывающие в одиночках, сходили с ума. Недаром правозащитники бьются с одиночным заключением, считая его пыточным методом изоляции. Но я не зек… Зеки на пожизненном уже изначально, по большей части, с отклонениями, а в мою подготовку государство вложило немало сил и средств.
Я начал тренироваться два раза в день, кроме приседаний и отжиманий включил в тренировки «бой с тенью» и удары руками по каменной стене, разбивая в кровь кулаки. На регенерацию костяшек уходило меньше минуты, после чего я вновь мог молотить стену. Поначалу цепи мешали, тянули руки вниз, сковывая удары, но потом я перестал их замечать.
Единственный минус тренировок – это повышение аппетита. Постоянно хотелось жрать! Толстяк-тюремщик, которого, как оказалось, звали Леар, тайком доставлял мне лишние порции арестантского пайка, остававшиеся не востребованными другими заключенными. Почему некоторые заключенные отказывались от пищи, я не спрашивал, не хотел знать…
Конец ознакомительного фрагмента.