Молоты Ульрика

Абнетт Дэн

— Я… — начала она. Он поцеловал се.

— Я найду тебя позже, Криг, — закончила Ления.

Он снова улыбнулся ей и бросился к коню — Волки, повинуясь коротким командам Ганса, выходили со двора.

Пажи и лакеи в розовых шелковых ливреях выходили из дворца и подхватывали маркграфский скарб. По бокам от них стояли другие слуги с факелами и светильниками. Высокий изнуренный человек в величественном черном камзоле с высоким воротником и кружевами на шее вышел приветствовать всех погорельцев, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Он носил белый парик в завитках и лентах по последней моде, кожа его лица была бела от благороднейшей пудры.

— Я Брейгаль, дворецкий графа, —

сказал он надменным приглушенным голосом. — Идите за мной, я покажу вам ваши комнаты.

— Господин Брейгаль, я приветствую вас! — начал Франкл, выходя вперед и протягивая руку камердинеру. — Скажу как один управляющий другому, я рад видеть…

Брейгаль не обратил внимания на руку Франкла, повернулся и пошел в дом. Он указал своей тростью замершим в ожидании пажам новую цель.

— Заведите их внутрь. Ночь не из теплых, а у меня есть куда более приятные дела.

Пажи рванулись вперед и подхватили тюки, сундуки и свертки. Франкл остался стоять с повисшей в воздухе протянутой рукой, пораженный таким обхождением.

Ления почувствовала, что ей действительно жаль его. Жалость и стыд — вот что она ощущала. Брейгаль уходил, стуча каблуками и концом трости по камням дворцовой дорожки. Франкл и повар подхватили свои немногочисленные личные вещи и пошли во дворец, следуя за пажами, преисполненными презрения.

— Я не останусь, — услышала Ления слабый голос няньки, которую все еще сопровождал Храмовник Арик.

Ления прошла за всеми во внутренний двор. Она подняла взгляд, чтобы осмотреть строения, высящиеся вокруг небольшого мощеного булыжником пятачка. Они были на удивление простыми, убогими и были ничем не лучше обычных домов Мидденхейма. Ни в какое сравнение с большим Дворцом они не шли. Некоторые из окон были освещены, и Ления слышала шум движущихся по комнатам людей. Кое-кто выглядывал из окон, оставаясь невидимым для Лении. Она прислушалась к звукам и различила голоса, обсуждающие новоприбывших.

— Великий Ульрик! Да эта нянька пяти минут здесь не протянет, — услышала она приглушенный смех. — И старик-управляющий выдержит не многим дольше, — продолжил голос.

Ления увидела, что осталась во дворе одна, и направилась к открытой двери.

— Ты погляди на бедную, заблудившуюся маленькую молочницу, — снова раздался голос, теперь поддержанный молодым смехом другого незримого наблюдателя. — Если хочешь, поделим ее… но я буду первым! — Ления подобрала свои драные юбки и припустила за ушедшими в дверь спутниками, сама не своя от испуга.

Это был Мидденхейм. Дворцовая жизнь. Не то, о чем она мечтала. Совсем не то.

Первая неделя во дворце далась Лении с трудом, но она знала, что дальше будет еще хуже. Это было неприветливое место. Она редко видела других слуг, с которыми приехала из Линца, а местные не обращали на нее никакого внимания. Даже хуже. Она стала замечать, что стремится к тому, чтобы хоть Франки зашел к ней. Он-то знал, кто она такая. Дворцовая челядь, надменные дамы, камердинер Брейгаль, даже самые низшие и презренные слуги, вроде чистильщиков каминов или парня, который крутил вертел на кухне, относились к ней с полным презрением. И был один особо противный паж. Звали его Шпиц, настоящее крысиное дерьмо. Это его голос Ления слышала в первый вечер. Она ненавидела его и презирала. Но он не был ее единственной бедой. Раз за разом она терялась в недрах дворца. Несмотря ни на что, она не могла найти дорогу к цели. Снаружи дворец мог выглядеть совершенством и творением богов; изнутри он был темным жутким лабиринтом. По крайней мерс, для Лении.

Маркграф со свитой были приглашены, хоть и не надолго, в приемные залы дворца в тот вечер, когда они прибыли в Мидденхейм. Лению впечатлила величественность и пышность этих залов. Но скоро она поняла, что больше их, по всей вероятности, не увидит. Маркграф стал не более чем гостем при дворе своего кузена, лишенным большей части политического влияния. В этой связи все его домочадцы рассматривались как люди второго сорта, занимающие место во дворце и проедающие запасы графа только из его милости. Комнаты, полученные слугами маркграфа, были сырыми, по большей части без окон — какие-то уродские, маленькие каморки, совершенно не приспособленные для жилья. Ления, умевшая без труда найти дорогу домой через самый непролазный лес, все никак не могла добраться из одной темной комнаты в другую без того, чтобы не заблудиться.

В конце первой отвратительной недели ушла Мариса. Большую часть времени старая нянька провела в закрытой комнате, отказываясь от еды и питья. Фактически своих обязанностей она выполнять не могла. А потом просто поднялась и ушла. Даже зная о том, что дома в Линце больше нет, она предпочитала жить в каком-нибудь амбаре, чем еще хоть день переносить ужасы городской жизни. С сумой в руке она ушла в ночь через северные ворота.

Когда нянька ушла, Ления стала постоянной компаньонкой Гудрун, прекрасной жены маркграфа, которая погрузилась в добровольное уединение и увлекла с собой Лению. Самые распоследние слуги графа считали своим долгом выбранить, поколотить Лению или нагрузить ее работой. Но долго она не собиралась это терпеть, и вскоре ей представился случай дать сдачи.

Время перевалило за полдень, хотя Ления с трудом могла определить время в темных коридорах и слепых комнатах дворца. Ее послали на главную кухню за водой, и теперь она возвращалась, злая и раздраженная особенно длинной тирадой, которой разразился ключник, выражая свое возмущение деревенскими нахлебниками. И тут она почувствовала, как чья-то рука опускается ниже ее спины. От неожиданности она выронила кувшин с теплой водой, из-за которого столько выстрадала. Сзади раздался громкий хохот.

— Придется тебе сходить за водой еще раз! — проскрипел ломающийся юношеский голос молодого пажа, который стоял за ней. Это был Шпиц, жилистый коротышка с редкими волосами (повыдирали, наверное!), бледным лицом и несоразмерно большими зубами. Он крутился вокруг Лении с того самого момента, как увидел ее одну во дворе сразу после прибытия. Все, чего он хотел от своей убогой жизни — стать следующим Брейгалем. Он был просто отвратителен, напыщен и преисполнен чувства собственной важности, каковой не было и в помине. Но все же он считал Лению привлекательной и легкой целью. Почти все женщины дворца, даже если говорить только о служанках, были недоступны для него, кроме этой симпатичной девчонки, которая не имела здесь никакого положения и, что важнее, никакой защиты.

Шпиц с вожделением смотрел на нес, и слюна капала из уголка его рта. Он схватил Лению за бедро и сжал его.

— Убери свои грязные лапы, — взревела Ления, — или так получишь, что жизнь проклянешь.

— Ну, и кто же защитит твою честь, моя маленькая коровушка? — снова засмеялся Шпиц, и его вторая рука направилась к низу ее живота.

Ления схватила пажа за руки, оторвала его от себя, а потом крепко зажала его грязную голову руками. Он потрясенно смотрел на Лению.

— Хочешь меня, да? — сладко спросила Ления и резко пригнула его голову так низко, как только смогла. Паж сложился пополам, а молочница схватила его за шею так, что он не мог шевельнуться. Она засунула его голову себе между коленей, прикрытых юбкой, и сжимала ее, пока его лицо не побагровело и он не потерял сознание. Тогда Ления выпустила его. Шпиц рухнул на пол, а она вытерла руки и пошла прочь.