Момо (другой перевод) (с илл.)
Шрифт:
— По-моему, — сказала девочка, которая пришла с маленькой сестренкой, — здесь действительно прошел дождь, потому что я вся вымокла.
Над ними и вправду разразилась гроза, чему больше всех удивлялась девочка с маленькой сестренкой, поскольку, плавая на корабле, она совсем забыла, что боится грома и молний.
Они еще какое-то время обсуждали только что пережитое приключение и пересказывали друг другу особенно яркие эпизоды. Потом они разошлись по домам, чтобы высушиться.
Только один из них остался не доволен игрой — это был мальчик в очках. Прощаясь, он сказал
— Жаль, что мы утопили тум-тум гуммиластикум. Последний экземпляр этого вида! Я бы охотно занялся его изучением.
Но в одном все были единодушны — нигде не получается таких игр, как у Момо.
Глава 4
Молчаливый старик и бойкий на язык юноша
Если у кого-то много друзей, среди них всегда выделяются те, которые ближе других к сердцу, самые любимые. Так произошло и с Момо. Она имела двух самых близких друзей, которые каждый день приходили к ней и делились всем, что накипело на душе. Один был юн, а другой — стар. И Момо не могла бы сказать, кто из них ей нужнее.
Старика звали Беппо-Подметальщик улиц. На самом деле его, наверное, звали по-другому, но, поскольку он действительно подметал городские улицы и все его так называли, то и сам себя он так называл.
Беппо-Подметальщик жил недалеко от амфитеатра в хижине, которую собственноручно соорудил из битого кирпича, кусков волновой жести и разных плит. Необычайно маленького роста, он к тому же ходил, слегка согнувшись, так что казался не намного выше Момо. Свою крупную голову с торчащими клочьями седых волос он держал как-то вбок, а на носу у него ютились крошечные очки.
Некоторые считали, что у Беппо-Подметальщика не все в порядке с мозгами. Такое впечатление создавалось из-за того, что на любые вопросы он только приветливо улыбался и ничего не отвечал. Он задумывался. И если решал, что вопрос не требует ответа, то так и продолжал молчать. Если же, по его мнению, он заслуживал внимания, то размышлял над ним. Иногда проходило часа два, а иногда и целый день, пока он начинал говорить. Тот, кто задавал вопрос, естественно, уже забывал о нем, и слова Беппо казались ему странными.
Только Момо могла так долго ждать ответа и понимала, о чем он рассказывал. Она знала, что Беппо оттого так медлит, чтобы никогда не говорить неправду. Ибо, по его мнению, все несчастья на земле происходили от лжи, намеренной или ненамеренной, возникающей только от поспешности и неточности. Каждое утро, задолго до восхода солнца, Беппо-Подметальщик ехал на своем старом скрипучем велосипеде в город. Там, во дворе одного большого дома, он вместе со своими коллегами ждал, когда ему выдадут инвентарь и укажут, какую улицу убирать.
Беппо любил эти ранние предрассветные часы, когда город еще спал, и выполнял свою работу охотно и тщательно, считая ее исключительно важной.
Подметая, он двигался медленно, но заученно четко: при каждом шаге он делал вдох и при каждом вдохе —
Пока он так продвигался, — впереди грязная улица, а сзади чистая, — ему в голову приходили глубокие мысли. Но это были мысли без слов, мысли трудно передаваемые, как дуновение, которое трудно вспомнить, или оттенки цветов, приснившихся во сне. После работы, сидя у Момо, Беппо пытался объяснять ей свои глубокие мысли. А благодаря ее умению по-особому слушать, у него развязывался язык, и он находил нужные слова.
— Посмотри, Момо, — говорил он, к примеру, — как это происходит. Иногда перед тобой очень длинная улица, и ты думаешь: она такая бесконечная, что ее никогда не подметешь, вот что у тебя в голове.
Он долго молчал, глядя вперед, а затем продолжал:
— И тогда ты начинаешь торопиться все больше и больше. Каждый раз, когда поднимаешь глаза, видишь, что отрезок улицы перед тобой не уменьшается. Ты еще сильнее напрягаешься, тебе становится страшно, и, в конце концов, ты выдыхаешься и обессиливаешь. А улица так и лежит впереди. А ты уже ничего не можешь делать.
Он некоторое время размышлял над своими словами, потом снова продолжал:
— Никогда нельзя думать сразу о всей улице, понимаешь? В голове нужно держать только следующий шаг, следующий вдох, следующее движение метлы. И всегда только следующее.
Опять он замолкал, погружаясь в свои мысли, прежде чем заговорить:
— Тогда работа приносит радость — это очень важно, тогда ты свое дело делаешь хорошо. И так и должно быть.
И снова, после длинной паузы, он добавлял:
— Вдруг обнаруживаешь, что так, шаг за шагом, вся улица подметена. Даже не замечаешь, как это случилось, и совсем не выдыхаешься. — Он утвердительно кивал сам себе и заключал: — Это важно.
А в другой раз он пришел, молча сел возле Момо, и она заметила, что он хочет сказать ей нечто особенно важное. Неожиданно он взглянул ей в глаза и начал:
— Я узнал нас. — После долгого молчания он тихо произнес: — Так иногда бывает, в середине жаркого дня, когда все спят… Тогда мир становится прозрачным… Как река, понимаешь?.. Можно увидеть дно. — Он опять немного помолчал и еще тише продолжил: — Там, внизу, на дне, лежат другие времена.
Снова он надолго задумался, подбирая нужные слова, но, похоже, не нашел их и заговорил уже обычным тоном:
— Сегодня я убирал улицу у старой городской стены. В ней заложено пять камней другого цвета. Вот так, понимаешь? — И он начертил пальцем в пыли большую букву «Т», потом посмотрел на нее, наклонив голову, и неожиданно прошептал: — Я их узнал, эти камни.
После следующей паузы он прерывисто заговорил:
— Тогда были другие времена — когда строилась стена… Многие там работали… Но только два человека заложили в нее эти камни… Они подали знак, понимаешь?.. Я его узнал.
Он провел рукой по глазам. Казалось, он невероятно напрягался, чтобы высказать свою мысль. Продолжил он чрезвычайно медленно: