Мона
Шрифт:
Самир подошел к металлической лестнице в конце коридора. На стене висела табличка с надписью на русском. Мустаф с трудом начал подниматься. Он уже давно потерял форму. Худой и изможденный, с всклокоченными волосами и спутанной бородой. Внешний вид не имел значения. Ступени вели на поверхность. Самир вышел в бетонное здание меньшего размера, куда солнце проникало через разбитые окна. Наступая на осколки стекла на полу, он добрался до ржавой двери и открыл ее. Жара и свет словно кулаком ударили его, и в первое время мужчина ничего не видел. Он оказался посередине длинной прямой дороги. На другой стороне стояло много низких бетонных зданий. Вдоль дороги проходили узкие железнодорожные пути. Территория представляла собой старую советскую ракетную базу. След холодной войны. Здесь советские войска хранили свои разработки. Теперь, тридцать пять лет спустя, база стала не чем иным, как заброшенной бетонной могилой.
Момба Сиад Барре поднял кулак, приветствуя Самира с противоположной стороны дороги. Момба вместе с другими сомалийцами сидел в тени сторожевого домика. Их задача заключалась в том, чтобы не пускать на территорию непрошеных гостей, хотя риск появления чужаков и так был невелик. Момбу считали своего рода местным бандитом. Крупный, мускулистый и почти без единого зуба. На плохом английском он рассказал, что состоял в банде пиратов, которые брали в плен грузовые корабли около побережья Сомали. Все сомалийцы были вооружены старыми русскими АК-47 — автоматами Калашникова, на голых впалых грудных клетках крестом висели патронные ленты. Все вместе производило театральное впечатление.
Самир никогда не сталкивался с такой жарой. Температура здесь колебалась от минус пяти до плюс пятидесяти. Он устал. Долгий путь из Ниццы не был богат на события, кроме перелета в Берберу, который смертельно напугал его. Момба встретил Самира около стойки выдачи багажа и молча отвез на базу. Там его ждали новый компьютер, мощный генератор и спутниковая тарелка. В них звучало тихое напутствие Ахмада Вайзи: «Заверши свою миссию, доделай вирус».
Самир шел вдоль дороги вдоль рельс, по которым когда-то передвигались вагоны с ракетами. Над потрескавшейся землей поднималась пыль. Во всей округе не росло ни травинки. Наверное, так было не всегда. База располагалась рядом с морем. Вероятно, когда-то земля здесь была плодородной, но солнце беспощадно высушило и выжгло ее. Одежда Самира пропиталась вонью из бункера. Он не мылся несколько суток и сам источал неприятный запах.
Мустаф обошел самые дальние дома и повернул назад. Он видел, что Момба провожает его взглядом, и начал думать о Мелахе ас-Дулле в Ницце. И там, и тут один и тот же вопрос. Что Момба делает здесь: охраняет его или следит за ним?
Рецептивная защита «Моны» барахлила, а Самир не мог найти свой блокнот из Ниццы. Записанная там информация ему бы сейчас пригодилась.
Вернувшись к дому, который скрывал ступени, ведущие в подземный бункер, Мустаф остановился, чтобы справить нужду. Глядя на стекавшую по треснувшей стене мочу, он думал о своем теле, с удивлением отметив, как хорошо оно по-прежнему функционирует. Удивительно. Самир почти перестал удовлетворять потребности организма. Тело будто бы дразнило его, упрямо продолжая существовать. Сердце предательски ровно качало кровь. Расширявшиеся и сжимавшиеся в неизменном ритме легкие вышли из-под его власти. Раньше, в прошлой жизни, Самир часто тревожился из-за хрупкости человеческого тела. Когда он не спал, слушая слабое дыхание Моны, ее ранимость вызывала в нем страх, с которым он не мог справиться. Он внимательно следил за ее питанием, движением, сном. Но теперь, когда Самир делал все, чтобы сломать природный механизм, тот казался неуязвимым.
Мужчина открыл ржавую дверь и пролез вниз в темную шахту. По дороге назад он прошел мимо угла для сна, где нашел шоколадку. Может, он был голоден или его все-таки мучила совесть за то, что он так плохо обращался со своим телом. Снова оказавшись перед компьютером, Самир внимательно проверил, не заползли ли скорпионы под стол, на стул или куда-то вблизи рабочего места. Ими кишел весь бункер.
Он взял плеер и включил «Летучего голландца» Вагнера. Почему не получается активировать рецептивную защиту? Теперь, когда «Мона» в общем и целом готова, дорабатывать ее стало труднее. Драйверы имели специальную кодировку, чтобы антивирус не мог зафиксировать взлом. Самир проматывал на первый взгляд бесконечный код. Благодаря Вагнеру знаки приобретали тон, который гипнотическим узором покрывал экран. Самир резко остановился и увеличил одну из последовательностей. Потом он наклонился еще ближе к экрану и кончиками пальцев провел по коду. Вот же она! Простая ошибка от невнимательности. Самир откинулся на спинку и растерянно посмотрел в потолок. Нет смысла ругать себя. Все закончилось хорошо. Он же нашел ошибку. Иголку в стоге сена. На самом деле совершенно случайно, но все-таки. Он зашел в кодовую цепочку с ошибкой
«Мона» была готова. Мустаф медленно жевал шоколад и размышлял о проделанной работе. Он покончил с многомесячным изнурительным трудом. Теперь остается только загрузить червь в сеть банка ЦБИ. С файлами, скопированными в Ницце, это несложная задача. Уже внутри банковской системы червь размножится и распространится по всем связанным сетям. Когда придет время, Самир активирует вирус вручную и запустит в Интернет.
Он бросил шоколадную обертку на пол и вытер пальцы о брюки. Затем вышел в сеть и открыл сервер с файлами. Там находились файлы ЦБИ с информацией о шлюзах и антивирусах банка. Мустафу понадобилось десять минут, чтобы взломать защиту и запустить червя. Отправив короткое сообщение Ахмаду, Самир выключил компьютер. Когда стих шум процессора, большой зал наполнила тишина.
Вонь из канализации стала невыносимой, и Самир вернулся на поверхность. Солнце опустилось ниже, и на улице теперь было прохладнее. Компания так и сидела около сторожевой будки. Самир подошел к ним и кивнул Момбе:
— С’est fini… [36] Finished. [37]
Момба улыбнулся:
— Good. Good. [38]
Один из мужчин предложил Самиру «Пепси», но он отказался.
— I am going down to the ocean. [39]
36
Готово… (фр.)
37
Готово (англ.).
38
Хорошо. Хорошо (англ.).
39
Я пойду вниз, к океану (англ.).
Момба сначала недоверчиво взглянул на Самира, но потом улыбнулся беззубым ртом.
— I come. [40]
Самир кивнул и пошел в сторону ограждения. Момба следовал прямо за ним. Уже на дороге за базой он догнал Самира, и они вместе отправились к воде. Земля была испещрена ямами и трещинами. Повсюду валялись пакеты, пластиковые бутылки и другой мусор. Мимо непрерывно проезжали мопеды, помятые автомобили и ржавые велосипеды. У дороги стояли белые дома с красными крышами. На веревках сохли разноцветные вещи, и Самир видел кучки детей, игравших в футбол или прыгавших через резинку. Темно-коричневые телефонные столбы стояли в линию до самой воды. Провода болтались, доставая до земли. Сгущались сумерки. Воздух наполнился запахом моря, рыбы, костров, жареного мяса и выхлопных газов.
40
Я иду (англ.).
Что-то здесь, в Бербере, очаровывало Самира. То, что проникало в его иссушенную душу. Он точно не знал, что это, но каким-то образом место вселяло в него надежду. Безнадежное дает обреченному надежду.
Момба напевал себе под нос. Прохожие отворачивались в сторону. На спине у Момбы все еще висел АК-47. Дорога загибалась к морю, и мужчины оказались у берега, покрытого темно-коричневым зернистым песком. Самир снял сандалии и пошел к морю, накатывающему с непрерывным шумом. В ста пятидесяти метрах от берега из воды, словно выбросившийся на сушу кит, торчал танкер. Гигантский монстр с переломанным хребтом. Момба указал на судно:
— Bombs. In the war. [41]
Самир кивнул. Песок был влажным и прохладным. Темнота надвинулась стремительно. Люди на берегу зажгли костры. Может быть, Момба почувствовал, что Самир хочет побыть один, потому что он оставил его и пошел в сторону группы о чем-то споривших мужчин. Они дружелюбно обняли его. Самир сел на песок и посмотрел на море. Его взгляд скользил по черному горизонту далеко за кораблем. Ворота в Красное море. Наступила почти кромешная тьма. Самир больше не мог различать волны, но слышал, как они шипят, ударяясь о берег, и видел белую пену.
41
Бомбы. Военные (англ.).