Монах
Шрифт:
– Возьмешь его завтра с собой.
– Скажи, что ты задумал? Раньше у тебя не было от меня секретов.
– Ничего, - нехотя ответил ему друг, - просто у меня плохое предчувствие. Знаешь, как накануне того дня, когда два года назад я упал с яблони и сломал себе руку. Только еще хуже.
– Послушай, а вдруг среди нас действительно скрывается некромант?
– Клементу совсем не хотелось прибегать к оружию, что он держал в руке.
– Вспомни, кто из монахов ни разу не заходил в кабинет настоятеля?
– К нему заходил каждый. Не ищи врагов там, где
Клемент лег на скрипнувшую под его весом кушетку, положил локоть под голову и задумался:
– За эти несколько дней случилось столько всего… Смотрящие перевернули наш монастырь с ног на голову. Кто-то забрал все мои иллюстрации, над которыми я работал последний месяц. Они бесследно пропали.
– Ты не говорил мне об этом. А что такого крамольного было в твоих рисунках?
– Ничего особенного. Книга, которую я иллюстрирую, называется "Деяния больших и малых купцов юга" и она очень скучная. Кто сколько и чего перевозил, когда, на чем, для чего, плюс величина пошлин в том или ином княжестве - вот собственно и все ее содержание. Бариус лично попросил меня ею заняться, потому что Ромм и Калеб ее всячески избегали. И я их не виню, они были абсолютно правы. С творческой точки зрения - эта книга настоящее болото.
– Что же мы теперь будем делать без Бариуса?
– пробормотал Рем.
– Он был всем нам как отец.
– Лучше не думай об этом. Скоро рассветет и снова наступит новый день, - глухо ответил Клемент, отворачиваясь к стене и упираясь носом в подушку. В горле у него стоял тугой комок.
Похороны настоятеля состоялись во второй половине дня. С самого утра лил, не прекращаясь ни на минуту, сильный дождь. Земля раскисла и монахи, копавшие могилу, перемазались грязью словно кроты. На их лопаты постоянно налипала мокрая почва, затрудняя им работу, и поэтому они закончили на час позже, чем предполагали, чем вызвали неудовольствие Пелеса.
Настоятеля похоронили быстро. Глава Смотрящих запретил оказывать ему любые почести, разрешив, однако, завернуть тело в красный шелк и высечь на медной табличке полное имя Бариуса. Когда Клемент помогал опускать тело в могилу, у него дрожали руки. И совсем не потому, что ему было тяжело - за столько лет старик высох и почти ничего не весил. Просто настоятель значил для него намного больше, чем он думал.
За поясом у Клемента в футляре для писчих принадлежностей был спрятан нож. Он не хотел его брать, но Рем настоял. Сам же Клемент мысленно поклялся, что обнажит лезвие, только если ему будет угрожать смертельная опасность и никак иначе.
Люди Пелеса не отпустили Джерома даже на пять минут, чтобы в последний раз дать ему проститься со старым другом. Поведение Смотрящих было вызывающе дерзким, и среди монахов с каждой минутой росло недовольство. Масла в огонь подливали Марк с Ремом, которые ходили и как бы невзначай заговаривали с братьями, подбивая их освободить Джерома.
Когда была брошена последняя горсть земли, и над могилой вырос холм, напряжение, разлитое в воздухе достигло своего пика. Пелес сжав губы в тонкую линию, пронзительным взглядом уставился на монахов:
– Что вы сгрудились в кучу, словно овцы? Что-то не нравиться?
Его люди напряглись и потянулись за оружием, которое было спрятано в широких рукавах их рясы.
– Я знаю, что происходит… В ваших головах появились богопротивные мысли, которые вам внушил оборотень, этот приспешник колдуна. И вот, вера в силу Света ослабла. Но вас и ваши души еще можно спасти. Не сходите с прямого пути. Всякая кривая дорога обмана и предательства ведет к Тьме.
– У тебя нет никакого права судить нас, - сказал Рем, выходя вперед. Его голос звенел, словно натянутая струна, выдавая его волнение.
– Нет таких полномочий. Для этого существует суд ордена. До тех пор пока он не вынес свой приговор, мы все равны в его глазах. Ты не имеешь права удерживать брата Джерома. Если он в чем-то виноват, то мы сами проследим, чтобы наказание было соразмерно его вине.
– Да, я прекрасно знаю, что представляет собой суд ордена, - мягко ответил Пелес, смежив веки.
– Но вы забываете, что он для нормальных людей, а не для отродий Тьмы.
– Где брат Джером?
– Он отдыхает… После допроса.
– Губы Пелеса искривила циничная усмешка.
– Вы… вы посмели прибегнуть к пытке?
– Рем не решался произнести вслух страшную догадку.
– В случае с некромантом цель оправдывает средства.
– Смотрящий пожал плечами и развернулся к нему спиной, собираясь уходить.
– Среди нас есть только одно отродье Тьмы!
– воскликнул Рем, почернев от негодования.
– И это вы!
Он выхватил из-за пояса тонкий, как игла нож, и занес его над Пелесом, но Смотрящий оказался проворнее. Монахи и ахнуть не успели, как он обернулся и по самую рукоять всадил в живот Рема собственный кинжал. Длинное острое лезвие вошло в тело словно масло. Сам же Пелес, не теряя обычного хладнокровия, забрал у монаха его оружие, резким движением выдернул кинжал и отошел на два шага в сторону.
Рем покачнулся и упал на колени. Руками он держался за живот, безуспешно пытаясь зажать ими рану. Кровь лилась потоком.
– Вы все свидетели - он первым напал на меня, - сказал Пелес.
– Теперь вы не посмеете сомневаться в моих словах. Какой брат, верящий в силу Света решиться на хладнокровное убийство?
– Ты его…- не договорил кто-то из монахов.
– Я вынужден был защищать свою жизнь, и мою руку направило само провидение. Враг не дремлет, но Свет непобедим.
Клемент не отрываясь смотрел на друга. Рем силился ему что-то сказать, но изо рта не доносилось ни звука. По его губам и подбородку потекли свежие струйки крови.