Монахи-волшебники
Шрифт:
– Где же это? – спросил Ван.
– Да вот, не далее фута от тебя.
С этими словами даос взял свой посох, сжал его между ногами, а другой конец подал студенту, веля ему сделать такой же жест. Затем он приказал ему закрыть глаза и крикнул:
– Вздымайся!
Ван почувствовал, как посох стал толще, чем мешок в пять мер, и они вместе взвились в пустоту. Ван стал потихоньку нащупывать: чешуйчатая броня так и торчала зуб за зубом. В страхе, в ужасе он уже более не решался пошевелиться.
Через некоторое время даос опять крикнул:
– Стой!
И
Терраса возвышалась более чем на сажень от земли. На ней покоились чертоги в одиннадцать колоннад, обширные, прекрасные, ни с чем не сравнимые. Даос потащил гостя за собой, велел отрокам накрыть столы и звать гостей. И вот в зале наставили несколько десятков столов, накрыв их так, что слепило глаза. Даос переоделся в великолепное платье и стал ждать гостей.
Вскоре из пустот начали прибывать гости, кто верхом на драконе, кто на тигре, кто на фениксе-хуане, кто на фениксе-фыне28, и так далее, – все по-разному. Каждый нес с собой по музыкальному инструменту. Среди них – женщины, мужчины. У тех и других ноги босы.
Особенно выделялась одна красавица, сидевшая на ярко-красочном фениксе, одетая и причесанная как придворная дама. При ней был отрок-слуга, державший в руках музыкальный инструмент. Это было нечто размером более пяти футов: не то цинь, не то сэ29 – неизвестно, как назвать.
Вино обошло гостей, и сейчас же стали появляться самые роскошные кушанья, которые имели восхитительный вкус и чудесный запах, совершенно необыкновенные для ежедневных блюд.
Ван сосредоточенно молчал и сидел неподвижно, уставив глаза на красавицу. Сердце его уже принадлежало женщине, но ему все же хотелось послушать ее музыку. Он втайне боялся, что ей не придется ни разу во весь вечер поиграть.
Кончили пить вино. Какой-то старец первый взял слово и сказал:
– Мы удостоились от вас, Объятый Истиной Цуй, лестного приглашения… Сегодня, могу сказать, наше собрание великолепно, и, само собою разумеется, наслаждение нужно исчерпать полностью. Прошу поэтому всех, у кого инструменты одинаковы, собраться по группам и исполнить свои мелодии.
Тогда каждый из гостей присоединился к той или иной группе, и вот полились звуки струнных и других инструментов, проносясь по тучам и Звездной Хани30. Оставалась одна лишь всадница на фениксе, у которой не было партнера по искусству, и только когда все звуки смолкли, отрок открыл расписной шелковый футляр и положил инструмент поперек стола. Женщина вытянула свою яшмовую ручку, придав ей положение, точно играла на гитаре чжэн. Прозрачностью звука этот инструмент во много раз превосходил лютню цинь. Яркий, сильный тембр волновал душу человека. Мягкий, нежный тон мог захватить все существо.
Она поиграла не меньше чем половину времени, нужного для закипания воды, но вся зала так и замерла: никто даже не кашлянул… Кончая, она взяла аккорд – будто ударила по чистозвучному цину31.
Все бросились хвалить игравшую, восклицая:
– Дама с Юньхэ32, ваша музыка вне сравнений!
Затем гости поднялись всей толпой и стали прощаться… Закричали их аисты33, завыли драконы – и сразу все разлетелись в разные стороны.
Даос велел поставить дорогую кровать и накрыть ее парчовой постелью, приготовив Вану для почивания.
Когда Ван впервые увидел красавицу, у него сразу взволновалась вся душа. Теперь же, когда он услышал ее музыку, его мысли и чувства всколыхнулись с особенной силой. Ему представилось, что с таким талантом, как у него, заполучить, как говорится, «синее и пурпуровое» будет не труднее, чем подобрать травинку34, а коль скоро он станет богат и знатен, то можно ли представить себе что-нибудь такое, чего он захотел бы достать и не получил?
И в один миг сотни мысленных картин пронеслись в хаотическом беспорядке, словно кучи пырея или пучки конопли…
Даос, по-видимому, уже знал это.
– Слушай, – сказал он Вану, – ты в своем предыдущем рождении был моим товарищем по даосскому учению, но потом за неверность мыслей и настроений был свергнут в мир праха и всяческих тенет. Я вовсе не чураюсь тебя и искренне хотел бы вытащить тебя из злостной гущи мира… Однако я не ожидал, что твое заблуждение, твоя омраченность оказались такими глубокими, такими мутными, как тяжелый сон, от которого невозможно пробудить человека. Придется сейчас же проводить тебя в путь… Нельзя, конечно, утверждать, что не настанет время, когда мы увидимся еще раз, но, для того чтобы тебе стать блаженным в небесах, придется ждать еще целую вечность!
С этими словами он указал Вану на длинную плиту, лежавшую у крыльца, и велел сесть на нее, зажмуря глаза… Затем настойчиво повторил, чтобы он не смел смотреть.
Ван сел, даос взял плеть и стегнул камень, который взвился вверх. Шум ветра потоком хлынул в уши Вана.
Сколько времени продолжался полет, Ван не знал. Вдруг ему пришло в голову, что он так и не рассмотрел, какова область нижнего мира, и вот он тихонько, еле-еле, на одну ниточку приоткрыл оба глаза. Он увидел огромное море, мутное и безбрежное. В крайнем ужасе он сейчас же снова закрыл глаза, но уже вместе с камнем падал в море… Шлеп! И с этим звуком он нырнул в воду, словно чайка.
К счастью, Ван, с малолетства живя у моря, кое-как умел нырять и плавать… И вот он слышит, как кто-то, хлопнув в ладоши, кричит:
– Красиво, ай как красиво упал!
В самый опасный миг какая-то дева спасла его, втащив в лодку.
– Счастье, счастье твое! – приговаривала она. – Кандидат наш насквозь мокрый!
Посмотрел на нее Ван: лет ей семнадцать-восемнадцать, лицо сверкает красотой и привлекательностью… Выйдя из воды, Ван трясся в ознобе и попросил дать ему огня посушить платье.