Монарх от Бога

Антонов Александр Ильич

Время катилось неумолимо. Прошёл ещё год, до предела насыщенный событиями в Магнавре. Он завершился благополучно для многих обитателей города и дворца. Было чему радоваться императору Багрянородному. «Преобразованная и улучшенная Константином Порфирородным Магнаврская высшая школа доставляла государству большое количество образованных чиновников, сенаторов, стратигов», - сказано в хрониках о Византии.

Минувший год прошёл без военных сражений и столкновений на рубежах державы, и все, что происходило в Магнавре в этот год, давало повод Багрянородному быть довольным жизнью. Прежде всего случилось то, чего добивался цесаревич Роман. Он женился на дочери торговца Анастасии и привёл её во дворец. Сам Багрянородный не был на венчании сына и Анастасии, но по рассказу Елены, которая всё-таки сочла нужным быть на нём, это событие превзошло всякие

ожидания. Слух о том, что в храме Святой Софии предстоит венчание - в кои-то веки - дочери торговца и цесаревича, ещё задолго до этого события облетел весь Константинополь. Торговцы, ростовщики, владельцы крупных ремесленных мастерских от радости пришли в такой раж, что был взбудоражен весь город. А в мартовский погожий день вся торговая и ремесленная знать валом повалила в храм Святой Софии и заполонили его. Этот день служителям храма запомнится тем, что здесь никогда ранее не знали таких богатых приношений. В храм несли воск, свечи, лампадное масло, шёлковые ткани, благовония, иконы. Торговые аристократы с проспекта Меса сделали большие денежные вклады, подарили золотые чаши, лампады, подсвечники. Они были горды тем, что их дочери открывался путь к императорскому трону.

Возлагал на новобрачных венцы сам патриарх Полиевкт. Всё-таки Роман был ему племянником. Но в душе Полиевкта при исполнении обряда не было умиротворения. Он вёл службу через силу. Исчезла из его голоса теплота, когда, вознося венец, он сказал невесте:

–  Отныне ты, дочь моя, забудь имя Анастасия и прими от Всевышнего новое. Быть тебе Феофано-богоявление. Неси его с честью.
– И Полиевкт провозгласил это имя громко, на весь храм: - Явилась миру Феофано-богоявление!

Прихожане подхватили это имя, и долго под сводами собора гудело, словно колокол: «Фе-о-фа-но! Фе-о-фа-но!

И свадебного пира подобного размаха Магнавр не знал. Его устроили опять-таки торговые аристократы, не взяв из императорских подвалов ни бочки вина, из кладовых - ни одной туши мяса. Казалось, пировал весь Константинополь. Так чествовали свою будущую императрицу торговые аристократы города.

В первую свадебную ночь, когда молодожёнов проводили в опочивальню, возле неё собрались самые высокие тузы с Месы. Все они были уверены, что их царица красоты - девственница, и теперь требовали доказательства. Нашлись такие, которые готовы были заключать пари, делать ставки, как на скачках. В полночь мамки - блюстительницы нравственности - вынесли из опочивальни в покой, где сошлась чуть ли не сотня аристократов с Месы, белую льняную простыне с алыми «маками» посередине. Поднялся восторженный гвалт. Приёмный отец Феофано, торговец драгоценностями Киндей, громко призвал к полотну:

–  Все неверующие в девственность моей Феофано поклонитесь этим алым «макам». Да не забудет вашего поклона божественная Феофано!

И вовсе незаметно для горожан прошли венчание и свадебные дни Василия Фоки и Берты. Сразу же после помолвки они уехали в Никомидию, где у Василия жили родители в своём имении. Там они венчались и провели медовый месяц. Их жизнь начиналась благопристойно, и они были счастливы обретением друг друга. Но всё-эти события были уже позади. Василий и Берта вернулись в Константинополь. Василий каждый день являлся на службу в Магнавр, а Берта хозяйничала в богатом особняке на проспекте Ниттакий и готовилась стать матерью.

К тому же готовилась и Феофано. Она была уже при титуле царицы, потому как Роман вскоре после свадьбы волей императора получил титул царя. Когда царские короны были вознесены на головы молодых супругов, Феофано внешне оставалась спокойной, но в душе её бушевали страсти. Она уже серьёзно думала о том, чтобы скорее стать императрицей Византии, и начала отсчитывать дни на пути к императорскому трону, но пока не для себя, а для Романа. Феофано уже готовилась принести наследника трона. В том, что она родит сына, у неё не было никаких сомнений. На Евангелии её заверила в этом великая пророчица Константинополя, о которой она впервые услышала от Багрянородного.

Трудно поверить в то, что вскоре произошло в семье императора. После сына он стал второй жертвой обворожительной Феофано. Как она нашла ключи к его сердцу, к душе, к разуму, он не знал, но увидел то, что его покорило. Она обладала простой, бесхитростной лаской. Как-то она тихо и с мягкой улыбкой на прекрасном лице сказала: «Ты очень славный человек», - и император принял эту похвалу с открытым сердцем. После не проходило дня, чтобы она не

проявила своё нежное расположение к Багрянородному каким-нибудь поступком или словом. И всё у неё получалось естественно, как льётся из родника кристальная вода. Когда она приходила к нему в библиотеку, то угадывала его любое желание: то приносила любимого гранатового сока, чтобы он утолил жажду, то доставала с полки нужную книгу. Она говорила немного, но всегда такое, что вызывало в душе Багрянородного не только благодарность, но и понимание её как умной и рассудительной женщины. Так уж случилось, что когда она забеременела, то прежде всего поделилась тайной с Багрянородным. Он-то и посоветовал ей побывать у таинственной пророчицы.

Пребывая в беременности, Феофано никому не досаждала своей немощью, была всегда жизнерадостна, деятельна. И роды у неё с помощью дворцовой повитухи Калисы прошли легко и незаметно. Феофано, как и было ей предсказано, родила сына, и по просьбе Багрянородного его назвали Василием. Роман не возражал. Он стал степеннее и молчаливее. Было похоже, что в груди он несёт некую чашу, наполненную любовью к Феофано, и боится расплескать её содержимое. И это тоже радовало Багрянородного.

Лишь императрица Елена весь минувший год вела себя во всём сдержанно, особенно в присутствии Феофано. Елену постоянно что-то заставляло присматриваться к новой невестке. Её поведение Елене казалось ложным. Почему-то она часто вспоминала отца Феофано, Феоктиста. Случалось, что она чувствовала, будто он присутствует во дворце. Может быть, по этим причинам Елена никак не могла сблизиться с Феофано, была с ней предельно вежлива, но держала её на расстоянии. Даже рождение внука не принесло теплоты в их отношения. Сама Феофано старалась не замечать холодность свекрови и, случалось, с детской непосредственностью говорила:

–  Матушка, я уже совсем хорошая, полюби меня.

–  Не досаждай, Феофано. Мне нездоровится, - неизменно отвечала Елена.

И всё-таки она приходила в детскую опочивальню, брала на руки внука Василия, нежно прижимала его к груди и радовалась тому, что он растёт богатырём, подвижным и здоровым, что в нём есть многое от прадеда Василия Македонянина. Внук Багрянородного и Елены окажется достойным императором Византии. Он будет известен многими делами, которые принесут ему славу. Он выиграет сражение с русским князем Святославом. Его станут величать Василием Болгаробойцем. Случится это по той причине, что Болгария навяжет Византии новую губительную войну. Но Василий Второй разобьёт её войско и покорит всю страну. Всё это бабушке Елене не суждено было знать, но дитя согревало её сердце, и она была благодарна Феофано за это.

И всё-таки в умудрённой жизнью императрице Елене подспудно назревало чувство беспокойства. Появился страх за непрочность благополучия в императорской семье. Елена стала меньше заниматься государственными делами. С ними в эту пору усилиями премьер-министра Василия Фоки всё было благополучно. У Елены появились навязчивые мысли о Феоктисте Дуке и его матери Мелентине. Елена считала, что в Феофано всё-таки заложено, может быть, и в малой толике то, что испытывали к императорскому дому и Константин Дука, и Мелентина, и Феоктист. В Феофано текла их кровь, она внесла частицы их жизни, их характеров. Иногда у Елены возникало желание взбудоражить эти частицы в Феофано, и тогда удалось бы разгадать её, узнать, чем живёт эта ласковая, нежная, но, по мнению Елены, глубоко скрытная натура.

Елена не напрасно предполагала, что Феофано скрытный человек. Она была таковой на самом деле, но ловко умела прятать это за своим необычайно мягким поведением в семье. А пряча свои низменные чувства, Феофано оставалась очень наблюдательной, и она поняла, что императрица пытается разгадать её. Незаметно друг для друга они начали скрытную войну. Развязка этой войны тоже покрыта тайной.

В стремлении угодить Багрянородному и Елене Феофано сочла нужным отметить великим торжеством сорокалетие их супружеской жизни. Конечно же в семье императора не нашлось человека, который возразил бы против подобного торжества: всё-таки дата была знаменательной. Получив согласие Багрянородного и Елены, Феофано вместе с мужем Романом отправилась в царской колеснице на проспект Меса, в особняк приёмного отца Киндея. Он встретил их по-царски. Были приглашены друзья и близкие Киндея и Феофано, и за столом царило веселье. А потом Феофано попросила приёмного отца почествовать сорокалетие императорской четы таким же торжеством, какое было устроено в Магнавре в дни её свадьбы.