Монарх от Бога
Шрифт:
Господь помог ей пройти не замеченной никем до калитки, вытянуть тяжёлый засов и оказаться в лесу, который подступал здесь к обители. Не оглядываясь, будто отрубая прошлое, она прошла через кустарники и вышла в вековой лес. Забвение мгновенно поглотило её душевное смятение. Она не знала, куда идёт, ей просто хотелось уйти как можно дальше от тех, кто приехал её навестить, даже от сына. В вершинах грабов и буков иногда перекликались птицы, порой они мелькали у неё перед глазами. Но Зоя-августа ничего не видела и не слышала. Забвение не отпускало её и влекло всё глубже в девственный лес. Она не помнила, сколько времени была в пути, и пробудилась от забвения только тогда, когда вместе с лесом стала подниматься в гору. Она осмотрелась. В лесу было сумеречно,
Вдруг Зоя-августа услышала журчание ручья, падение струи воды. Пройдя несколько шагов на звук, она наткнулась на бочажок родниковой кристально прозрачной воды. В ней играл маленький солнечный зайчик. Зоя-августа даже улыбнулась от очарования, которое охватило её близ маленькой лесной купели. Камни вокруг бочажка были мокрые, со следами каких-то мелких лесных зверюшек. В Зое-августе проснулась жажда. Она нагнулась к падающей струе воды и напилась. Вода обожгла ей рот, льдинками скользнула по горлу, но это было ни с чем не сравнимое блаженство. Она увидела заросший мхом камень, похожий на тумбу, и села на него. У Зой-августы открылась дверца памяти, из неё вылетела птица и спросила: «И что будем делать дальше?» Но с ответным словом птица не прилетела, и вместо облегчения на душе стало ещё тяжелее. Человека, не знающего, куда идти и что делать, надо брать за руку и вести на дорогу, к дому, к людям. Но Зою-августу некому было взять за руку, и она ещё не была стойкой, умеющей выдерживать жизненные шквалы монахиней и пошатнулась. Ей захотелось крикнуть: «Мелентина!» - и увидеть её, опереться на закалённое в жизненном борении плечо.
Зое-августе вновь захотелось пить. На этот раз она пила из пригоршни и маленькими глотками. И похоже, сейчас ей удалось открыть волшебную силу родниковой воды. Она заставила Зою-августу вновь пропустить через сердце все, что сегодня произошло, и отсеять плевелы, оставить зерна, дать им цену. Так и сидела Зоя-августа на камне, пытаясь привести свои чувства и мысли в строгий порядок. И время не прошло даром. Когда уже стало смеркаться, она пришла к мысли, что в мире и вокруг сына ничего страшного не происходит. Она склонилась также к мысли и уверовала в неё, что Лакапин не нарушит клятвы, не предаст забвению её доверие, что теперь ей нужно встретиться с сыном и с Лакапином, выслушать их и ответить на вопросы, которые они зададут, дать совет. Это было самое простое решение, но она надеялась, что сыну и Лакапину ничего другого и не надо.
«Дай Бог, чтобы всё так и было», - пришла к выводу Зоя-августа и поднялась с камня. Умывшись родниковой водой, словно приняв причастие, Зоя-августа стала легко спускаться со склона горы. Но когда она спустилась к подножию, то поняла, что не знает, куда, в какую сторону идти, и растерялась. Однако оторопь была недолгой. Зоя-августа подумала, что необходимо успокоиться и вспомнить, как она шла. Однако из этого ничего не вышло. Она не могла вспомнить, сколько времени была в пути, в какую сторону света шла. А сумерки становились всё гуще, и она принялась молить Бога, чтобы прислал ей на помощь тех, кто приехал её навестить. И они отозвались на зов её души.
Осмотрев храм, помолившись в нём на три образа, висевшие там, где быть вратам в алтарь, Багрянородный попросил игуменью:
– Матушка Пелагия, отведи нас к Зое-августе или покажи её келью.
– Божественный, побудь в храме ещё недолго, а я схожу к ней. Надо предупредить дочь Христову, хотя ты и сын её.
– Если так принято, я не настаиваю. Мы тут помолимся.
– Дай Бог тебе здоровья, - произнесла Пелагия и ушла.
Лакапин и Варипсав прошлись по храму и решили, что в нём ещё много дел.
– Пожалуй, к следующему году не закончат, если не помочь, - заметил Лакапин.
– Мастеров у нас мало. Вот если бы из Константинополя прислали! Думаю попросить Багрянородного, чтобы к дню ангела Зои-августы завершить всё в храме и освятить.
К ним присоединился Багрянородный. Они поделились мыслями.
– Ты бы, Божественный, сказал епарху Константинополя, чтобы взял под свою опеку храм да ко дню ангела твоей матушки и завершил, - предложил Лакапин.
– Так и сделаю. У Форвина найдутся и живописцы, и другие мастера.
– Багрянородный посмотрел на двери храма и обеспокоенно сказал: - Что-то Пелагия пропала, или моя матушка не хочет видеть нас?
Время шло, а Пелагия не появлялась. Когда терпение у всех уже иссякло, Варипсав первым двинулся к вратам храма. В это время в них появилась игуменья, и сразу бросилось в глаза, что она бледна, как полотно, и голова у неё трясётся.
– Родимые, беда, - только и выдохнула она.
Следом вбежала Мелентина и с болью сообщила Багрянородному:
– Матушка твоя в лесу исчезла. Я была за калиткой, кричала - она не отзывается.
– Почему она ушла из обители?
– спросил император.
– Не знаю. Я ей сказала, что вы приехали, - только и всего.
Способным к немедленным действиям оказался лишь Лакапин.
– Варипсав, подними немедленно воинов и на конях идите в лес.
– Он обратился к Пелагии: - Заставь своих резвых монахинь искать Зою-августу.
– Повёл Мелентину к выходу из храма.
– Быстро за мной! Где та калитка?
В это время зазвонил малый колокол, подвешенный в звоннице. В монастыре всё вмиг пришло в движение. А колокол продолжал звонить, и звон его, хотя и не басовитый, тонкий, достигал самых глубин леса. Сотня конных гвардейцев развернулась в цепь и, держа звон колокола за спинами, двинулась, как повелел Лакапин, на север, к горам. Великий доместик ехал рядом с императором. Они молчали, прислушиваясь к звуками леса. Однако лес безмолвствовал, лишь всё ещё слышимый звон колокола плыл над головами тех, кто искал Зою-августу. А где-то под ногами коней лежал её след. Сотня шла в нужном направлении. Позади сотни шарили по кустам сорок три монахини.
Расстояние в лесу трудно измерить, тут даже опыт лесных жителей не помогал. Гвардейцам, да и Лакапину, казалось, что они проехали не меньше двадцати стадиев. Они принялись кричать: «Зоя-августа, отзовись!» - но лес безмолвствовал. Неожиданно в левой части поисков лесная тишина была нарушена. На поляне, поросшей мелким кустарником, было поднято с лёжки стадо вепрей. С хрюканьем и рыком они помчались в чащу. Лакапин метнулся на левое крыло сотни и велел гвардейцам преследовать стадо и гнать его в сторону полей. Он почувствовал, что если не прогнать стадо к полям, то может случиться непоправимое.
Сумерки заставили Зою-августу торопиться. В лесу уже раздавались какие-то шорохи. Где-то крикнул филин: «Ух-ух!» У Зои-августы по спине пробежал озноб. Она знала о себе, что мужественна, и всё-таки вечерний дремучий лес навевал страх. И она спешила, готовая вот-вот побежать. Но куда? Где обитель, Зоя-августа не представляла. Ей показалось, что она уже кружит по лесу, и она шла, куда несли ноги. И вдруг левым ухом она услышала далёкий колокольный звон. Зоя-августа остановилась, прислушалась: нет, не ошиблась, звук колокола долетал до левого уха. Выходило, что она отдалялась от обители. А ведь этот колокольный звон каждый день сзывал монахинь на утреннюю молитву, на трапезу. От волнения у неё забилось сердце. Зоя-августа подумала, что, если бы не этот колокольный звон, она ушла бы от обители в неведомые края. Встав лицом к звону, стараясь не потерять направление, она пошла и пошла, всё убыстряя шаг. Справа от себя она услышала хрюканье вепрей, рык секача, но это было уже в стороне. Звон колокола становился всё сильнее. И неожиданно услышала голос сына: «Матушка Зоя-августа, отзовись!» У неё не нашлось сил кричать, но она побежала на этот зов, и слезы радости полились из её глаз. Из-за деревьев выплыли несколько всадников, и в одном из них Зоя-августа узнала своего сына. И он увидел мать, соскочил с коня, вмиг оказался рядом с ней, и она очутилась в его объятиях.