Монастырь
Шрифт:
Дождавшись, когда экипаж скроется за поворотом, лазутчица еще немного послушала топот двадцати пар ног и не спеша двинулась следом. Она с огромным удовольствием посетила бы родной Ут, но отсутствие Анзы вызвало бы слишком много вопросов. В Городе девушка бывала чрезвычайно редко, но надеялась легко отыскать дворец Повелителя, находившийся почти в самом центре, неподалеку от Белой Башни. Сады, где самки растили в тишине и покое маленьких восьмилапиков, Элоиз однажды видела, и шли они с Анзой туда именно от дворца. Заблудиться было невозможно.
Шагая по удивительно широким улицам, где время от времени попадались остатки древних, еще предками
Что будет, если человеческий род прервется, оставив восьмилапых один на один с их судьбой?.. По всей видимости, интеллект смертоносцам с тех пор не понадобится. Они повиснут на паутине и будут висеть миллионы, миллиарды лет… Пока не погаснет солнце. Пробудить в них волю к действию смогут лишь другие разумные существа, например жуки-бомбардиры. Тогда пауки пойдут в бой, и сколько бы ни продолжалась новая битва - что она по сравнению с миллионами лет ожидания добычи?
Навстречу попадалось очень много людей. Ехали в запряженных рабами экипажах знатные горожане, шагали пешком, оживленно болтая, простые мастеровые, прогуливались женщины, наслаждаясь своим высоким положением… Элоиз почти забыла об этом обычае. Остановившись на перекрестке, чтобы пропустить бредущих строем рабов, девушка не сразу поняла, что и те останавливаются. Удивленно смотрел надсмотрщик с кнутом. Ну, конечно! Самке уступили дорогу! Тряхнув рыжими волосами, она заспешила прочь.
На Город опускались сумерки. Это не могло не радовать Элоиз: люди станут меньше внимания обращать на ее мужскую одежду, а более зорких пауков это и вовсе не заинтересует: они слишком поглощены своими заботами. Проходя под грязной старой паутиной, протянутой поперек улицы, девушка покосилась на сидящего в ней смертоносца. Нет, полностью занят собой, думает о мухах и самках. Обнаружив, что Город оказался значительно больше, чем некогда виделся со спины Анзы, и пройти предстоит еще немалое расстояние, Элоиз принялась вспоминать произошедшее накануне.
Очень жаль, что не удалось попрощаться с Элем. Но добряк Лени сказал, что охотник еще спит, на радостях хватив бомбардирского меду. Сама девушка только на язык попробовала этот напиток. Ей не понравилось, слишком сладко и крепко. Но степняк, наверное, другого мнения - на родине ему не часто выпадала возможность съесть что-нибудь вкусное, а пьют Пожиратели Гусениц только воду. Придя с остальными мужчинами на Подворье, девушка представилась жукам, повторив легенду о возвращении в Ут. Шестиногие, побарабанив друг друга усами, милостиво согласились позволить путешественнице поехать в Холмы вместе со своими слугами.
Глупый Лаанс, после проведенной вместе ночи вообразивший себя вправе давать советы, предложил поговорить с усачами и уломать их оставить девушку в поселке. По его словам, выходило, что жуки ни во что не ставят своих восьмилапых соседей. Элоиз для виду согласилась, чтобы назойливый парень немного унялся, но даже и не собиралась возвращаться. Холмы совсем близко от Города, при древних наверняка были его частью. Но именно это обманное согласие и помешало передать Элю весточку.
Приехав
В сложившейся ситуации Элоиз рада была услышать, что слуги бомбардиров останутся в Холмах работать всю ночь, чтобы выехать домой утром. От нечего делать девушка понаблюдала за их работой: готовясь по просьбе садоводов взорвать скалу, вросшую в землю и мешающую выкопать канал, мужчины готовили ямы для зарядов. При этом они не столько работали, сколько спорили о том, как именно нужно расположить мешочки с порохом.
Взрывчатое вещество, которым пользовались бомбардиры, мало заинтересовало Элоиз. Насколько она понимала, предки его не применяли, а значит, его изобрели недавно и смертоносцам про него прекрасно известно. Если пауки позволяют жукам развлекаться этими взрывами, значит, ничего по-настоящему опасного в них нет. Заскучав, девушка выпросила у садоводов точильный камень и уселась править меч, сильно затупившийся во время рубки деревьев. Дело близилось к завершению, когда на дороге раздался топот многих ног и показался экипаж.
От обычной бомбардирской телеги эта богато украшенная карета отличалась, как смертоносец от шатровика. Судя по роскоши повозки, господа в ней ехали довольно знатные. Точнее сказать, госпожи - единственным мужчиной оказался кучер, время от времени для острастки щелкающий бичом. Два десятка рабов, тащившие двухэтажное сооружение, выглядели достаточно свежими, чтобы успеть доставить хозяев в Город дотемна. Девушка бегом бросилась наперерез.
– Да останови же карету, болван!
– закричала кучеру, не разобравшемуся, кто бежит к ним, одна из шести женщин.
– Разве ты не видишь, что на ней только одежда мужская?
– Благодарю, - облегченно сказала Элоиз, собиравшаяся уже запрыгивать в повозку на ходу.
– Не могу ли я обратиться к благородным госпожам за помощью?
– Конечно, сестра, - улыбнулась одна из двух дам, сидящих на самом верху, под балдахином из паутины.
– Но расскажи нам, кто ты и куда держишь путь.
Элоиз повторила свой рассказ о секретном путешествии в Степь с ученым из Ута, поглядывая на тяжело дышащих рабов, которые предпочли бы постоять здесь подольше. Женщины выслушали ее с показным ужасом, дружно вскрикнули от горя, услышав о гибели паука, и, не дослушав, протянули руки, чтобы помочь девушке забраться. Усадив ее на второй этаж сооружения, где, по традиции, находилось самое почетное место, все шестеро пассажирок закричали на кучера. Тут же защелкал бич, и богатая повозка поехала дальше.
Путь до Города Пауков весьма утомил девушку, причем не своей продолжительностью, а необходимостью поддерживать разговор. Спутницы сперва засыпали ее кучей вопросов, потом, видя, как неохотно Элоиз отвечает, принялись сами рассказывать. О жизни Города удалось узнать немного, в основном все повествования сводились к восхвалению мудрости Смертоносца-Повелителя и порицанию нынешнего вождя людей, который забрал себе чересчур много власти и слишком активно ею пользуется. Элоиз поинтересовалась, стоит ли еще Белая Башня, но женщины зафыркали и заговорили о другом.