Монгол
Шрифт:
— Убьёшь меня, как убил её? Что ж, я от тебя другого и не ожидала, — вскрикнула от того, как резко и быстро он опрокинул меня на кровать, и закрыла глаза, когда его рука потянулась к моему горлу.
— Повтори, что ты сказала?
От страха больше не могла произнести и слова. Снова перед взором возникло лицо моей мертвой сестренки, и чудовищная рана, зияющая на её лебединой шее чернотой. К горлу подступила тошнота, но тут же исчезла, когда пальцы Монгола сжали мою шею, тем самым прекращая доступ кислорода
— Повтори! — гаркнул так, что на тумбочке задребезжал пустой стакан.
— Убий… ца… — прохрипела, хватаясь за его запястье, раздирая кожу до кровавых ран и суча ногами. В глазах потемнело и я, слабо трепыхнувшись ещё раз, закрыла глаза. Вот и всё, Алина… Тебя постигла судьба твоей сестры.
Может, так даже лучше. Он всё равно не оставил бы меня в живых.
***
Остановился в последний момент. Когда девчонка уже отрубилась, и замедлилось сердцебиение. Он хотел причинить ей боль, этой дуре малолетней. Чтобы больше не смела напоминать о гребаной суке и обвинять его, Монгола, в её смерти.
— Эй! — встряхнул её и отбросил от себя, когда закашлялась и с шумом вдохнула. — Твоя сестра была шлюхой. Она еблась со всеми подряд, не разбирая морд и хуёв. Не я её толкнул на эту дорожку, не я её грохнул и выбросил в канаву, как собаку. Она сама решила свою судьбу. И если я ещё раз услышу от тебя что-то подобное, утоплю, как котёнка, усекла? — бросив на неё простынь, ушёл от греха подальше. Ещё одно её слово, и он не выдержит. Свернёт нахуй эту тонкую шейку.
ГЛАВА 9
Сошёл с ринга, отстранённо разглядывая окровавленные кулаки. Противника уносили медики, а толпа испуганно притихла, переваривая жуткое побоище.
— Ты был прав. Действительно успокаивает. Правда, ненадолго.
Марат хмыкнул.
— Я вообще, знаешь ли, удивлён, что ты, тот, чья жизнь распланирована до мелочей на десять лет вперёд, вдруг вышел из себя. Что-то пошло не по плану?
— Да, блядь. Не по плану. И всё из-за девки сопливой.
— Так нахрена она тебе сдалась?
Монгол задумался. А, и правда, нахрена? Ответ тут же пришёл сам собой. Нужна. И не важно, нахрена. Просто нужна. Наверное, сдвиг по фазе пошёл ещё тогда, когда он увидел мелкую впервые.
Впервые в жизни Монгол кого-то пожалел. Он смотрел на труп Лерки, в её застывшие глаза, и нутро переворачивалось от боли. Как же он любил эту суку, как сох по ней. А потом увидел малышку. Она не плакала. Ни слезинки не проронила. Просто стояла и смотрела ему в глаза. В её взгляде было столько ненависти, столько обиды, что даже его, прожжённого уже тогда мужика, покоробило. Всколыхнулась жалость, да такая, что ещё месяц чувствовал горечь, вспоминая тот взгляд мелкой девчонки. Наверное, именно это и стало первопричиной его заботы о ней. Они оба пережили боль.
— Сдалась, брат. Я её для себя вырастил. Когда Лерка умерла, я удочерить её хотел. А потом подумал…
— Что младшая сестра заменит старшую, — закончил за него Варвар, потянулся за водой. — Только младшая оказалась другой, да?
— Да.
— И тебе это не нравится?
— Наоборот. Я рад, что в ней есть стержень, что не такая, как Лерка. Она была бы идеальной женой, если бы не строптивость эта, блядская, да упрямство, как у быка, — опрокинул в себя обжигающую жидкость и, закрыв глаза, отдался теплу, что заполнило тело. — Хорошая водка.
— Знаешь, Ар, — Марат поднялся со стула и, размяв плечи, повернулся к рингу, где его уже ожидал соперник. — Если в ней есть стержень, то и упрямство никуда не деть. Если только вырвать со стержнем. Но тогда она разве не станет такой, как её сестра? Получается, тупик. Если оставить стержень и позволить ей иногда качать права…
Монгол вскинул на друга взгляд.
— Видишь, Архан, не всё ты продумал на этот раз. Не всё, братишка, — и, содрав с себя футболку, пошёл на ринг.
***
Она сидела на подоконнике, что-то рисовала пальцем на окне. Архан бросил ключи от машины на стол, но, задумавшись, убрал их в карман. От греха подальше.
— На улице дождь, — прошептала очень тихо, но он услышал.
— Да. Дождь, — подошёл к ней, отодвинул тяжелую штору, чтобы разглядеть девчонку получше.
Бросил взгляд на её шею и нахмурился, заметив синяк. Жаль. Теперь ему действительно жаль. Не нужно было так психовать.
— Я любила дождь. До того дня… Ты помнишь? — резко повернулась, посмотрела ему в глаза. — Я помню. Тот день, когда я нашла Леру у нашего дома, — плотно сомкнув челюсти, скрипнул зубами, но перебивать её не стал. — Все эти годы я думала, что ты мне приснился там… Под дождём. Ты смотрел на меня. Долго, сосредоточенно. Мы встречались и раньше, я помню. Ты приезжал за Лерой, а когда она болела, приносил нам еду и вкусные конфеты… Но в тот день я словно увидела тебя впервые. Ты был другой. В тебе горела злоба. Я думала, что ты её убил…
— Не я, — всё же прервал её, не желая снова вспоминать тот день. — Если тебе интересно, тот, кто это сделал, подыхал долгой и мучительной смертью.
Она сжалась в комок, обняла себя руками и снова отвернулась к окну.
— Как?
— Что как? — упёрся руками в подоконник, приблизившись к ней вплотную, так, что не осталось ни сантиметра, разделяющего их.
— Как он подыхал?
Монгол вздохнул, тоже уставился на стекающие по стеклу капли.