Моника
Шрифт:
– Эта сеньора моя жена!
– Что? Как это? – воскликнул Сегундо предельно потрясенный.
– Моя жена, мы поженились вчера вечером и проклятые бумаги, которые подтверждают это, лежат где-то. Можешь поискать их, если тебе так интересно!
– Но этого не может быть, капитан! Вы, женаты!
– Да, женат. Разве я не могу жениться, как и все остальные? Тебе кажется это странным? Тем не менее, ты бы посчитал нормальным жениться. Женился бы, когда захотел, привез в дом жену, оставил вместе с матерью, когда поехал бы в плавание, и у нее была бы твоя фамилия, она была бы отмечена твоим именем, как
– Вы спятили, капитан?
С трудом Сегундо вырвался из его рук, которые, словно крючки, рвали его ветхую рубашку. Он отступал до самого края борта, и оттуда снова с отвагой говорил с мужичиной, который, казалось, готов был разорвать его на части:
– Не злитесь так, капитан. Я никого не обижаю, даже не думаю об этом. Я лишь хотел сказать, что ваша сеньора больна. Вы затащили ее в эту шхуну почти волоком, и если мужчина, какого черта, и если мужчина ведет себя так с женщиной, обращается с ней как вы…
– Что? Что? – взбесился Хуан. – Ты хочешь добраться до берега вплавь? Хочешь, чтобы я выбросил тебя в ущелье?
– Я хотел бы, чтобы вы лучше обращались с ней, капитан. И если это ваша жена…
– Я буду обращаться с ней так, как она заслуживает. Я делаю то, что хочу, на берегу и на море, а ты должен делать то, что я приказываю, двигайся на Гран Бур и найди лучшего доктора. Лучше бы тебе найти его! И привезти, понял? Привези, предложи все, что попросит, только чтобы он был на этом корабле. Иди!
Люцифер был уже у плодородного берега, возле равнины Мари Галант. Над берегом различались стены казарм, темные камни старой крепости, высокие дымящиеся печные трубы сахарных фабрик и красные плоские крыши городка Гран Бур, столицы этого французского островка.
Высокий стройный человек с землистой кожей и светлыми волосами, чинно одетый в черное, стоял в каюте Люцифера у койки, где в беспамятстве и лихорадке тряслось изнуренное тело – казалось, Моника де Мольнар мучительно отдавала душу. С серьезным выражением доктор наклонился, чтобы прослушать, затем отошел на шаг и продолжал смотреть на нее. Взгляд доктора пробежал по обстановке и сделал знак мужчине, который проследовал за ним до двери и встал напротив, скрестив руки, обросший щетиной и неряшливо одетый, еще более грубый и дикий, каким никогда не был.
– Это место менее всего подходит для этой больной, – заверил доктор. – Здесь не хватает самого необходимого, простите, если говорю откровенно, но на мне лежит большая ответственность.
– Вы хотите сказать, что не позаботитесь о ней?
– Хочу сказать, что сделаю все возможное, но предпочтительней высадить ее с корабля. В Гран Буре есть хорошая больница. Мы можем поместить ее туда, если вы хотите продолжить путешествие.
– Я не оставлю ее нигде. Мы подготовим корабль и приобретем все необходимое, и заплатим вам за ваши услуги.
– Ладно, это мне уже сказал парень, который нашел меня. Но не тратьте так деньги, сеньор. Моряк, который пришел ко мне в дом, сказал, что больная – жена капитана.
– Капитан перед вами, и надеюсь,
– Хорошо, вы едете из Мартиники. Там часты эпидемии. В самом деле, очень легко подхватить эту лихорадку, особенно при контакте с такими больными. Будь что будет, но ее состояние ухудшается, ей все хуже. Если говорить откровенно, у вашей жены нервный припадок. Если говорить не о заражении, то речь идет о мозговой лихорадке. В любом случае, она отягощена ужасом, страхом, бесспорно влиянием тяжелейшего душевного несчастья.
– Сеньора очень чувствительная, правда? – проговорил Хуан с сухой усмешкой.
– Я думаю, наоборот, она очень храбрая и стойкая, – серьезно опроверг доктор. – Она была уже больна, когда вы предприняли это путешествие? Если так, то было безумием брать ее на корабль. По правде, я не понимаю…
Доктор прикусил губу под суровым, холодным, режущим взглядом Хуана. Он сделал несколько шагов внутри каюты, посмотрел на Монику, а затем вернулся к Хуану, где тот неподвижно ждал.
– Я настаиваю, чтобы вы сняли ее с корабля.
– А если я не могу?
– Тогда сделаем все, что сможем. Но в первую очередь, для больной нужна кровать с матрасом и простынями. Сколько времени вы женаты?
– А разве это важно для определения болезни моей жены?
– Хотя и кажется невероятным, но весьма важно.
– Несколько дней, не более. Что нужно сделать, чтобы уменьшить лихорадку?
– Я немедленно выпишу рецепт. Сеньору зовут…?
– Моника де Мольнар.
– Не в первый раз я слышу это имя. Если мне не изменяет память, это одна из известнейших семей на Мартинике. Меня не обманывает взгляд вашей жены. Речь идет о настоящей даме и… – он замолчал, увидев, как темные глаза сверкнули. Он поискал неуверенной рукой карандаш и рецептурный лист, и посоветовал: – Купите это как можно скорее. Ваше имя…?
– А ее имени недостаточно?
– Полагаю, да. Простите, если кажусь невежливым. Чтобы вылечить, доктору иногда нужно выходить за рамки.
У дверей взгляд доктора в третий раз пробежал по пустой комнате, с откровенным состраданием остановившись на больной, а затем любопытно и прозорливо всмотрелся в обветренное лицо Хуана:
– Сеньора Мольнар очень больна. Она едва выживет. Чтобы это малое совсем не исчезло, нужна забота и исключительная внимательность. И даже с этим ее будет трудно спасти.
– Сделайте все возможное, доктор.
– Уже делаю. Возможно, есть малая вероятность. А пока я остаюсь рядом.
Он вернулся в каюту. Хуан остался снаружи, неподвижный, со скрещенными руками. Рядом с кроватью глаза доктора увидели маленькую фигурку негритенка, который смотрел на Монику большими глазами, полными слез.
Очень бледная, с посуровевшим лицом, София Д`Отремон появилась меж кружевных штор, одно ее присутствие потрясло Айме. Сжатые губы обвиняли, ясные сверкающие глаза, скользнувшие по жене единственного сына, пронизывали бессловесным упреком. Словно злосчастная тень, за ней стояла медная фигура Янины, чьи руки накидывали на плечи дамы шаль. София, не глядя на нее, приказала: