Монстр из отеля №7

Роуз К.В.

В некоторых отношениях.

В остальном, даже когда он просто смотрел на меня на Ричуэл Драйв, его в бездонных карих глазах поблескивали янтарные искорки, и казалось, что он может заглянуть мне в душу.

И на других он никогда так не смотрел.

Тем не менее, в нашей компании он стал предметом шуток; монстр, псих и замкнутый ребенок в закрытой организации наших семей. Иногда Вон прикалывался надо мной, говоря, что, возможно, мне грозит договорной брак с ним — в виде жертвы ради моего долга перед Райтом. Учитывая, что Саллен редко

со мной говорил, думаю, он бы не обрадовался подобной договоренности.

Потому что, когда он все же со мной заговаривал, это было сложно назвать приятной беседой.

Однажды, на очередном собрании Райта всех детей оставили в вестибюле Собора, и, когда я предложила поиграть в «Правду или действие» Саллен, обозвал меня тупой. («Правда или действие» (англ. Truth or Dare) — игра для двух и более игроков. Игроку, до которого дошёл ход, даётся выбор: правдиво ответить на вопрос, который ему будет задан, или выполнить какое-нибудь задание (действие) — Прим. пер.)

— Тогда сам что-нибудь придумай, — рявкнула ему в ответ я, хотя у меня бешено колотилось сердце от одного взгляда на то, как он взирает на меня со своего стоящего в тени комнаты кресла с высокой спинкой.

Он выпрямился, положив на бедра руки в перчатках, на нем были черные джинсы и такой же свитер с длинными рукавами. Все его тело ниже шеи было спрятано под одеждой.

Все молчали, завороженные нашим разговором.

Саллен никогда не говорил, и все же только что настроил меня против себя.

— Нет, давай поиграем в твою игру, — его голос был хриплым и грубым, слишком низким для нашего возраста — тогда ему было четырнадцать. — Я хочу, чтобы ты взяла мой нож и полоснула себе по глазу.

У меня перехватило дыхание.

Затем Вон откашлялся и сказал:

— Ладно, поехали дальше…

Но он не стал бы обращаться к Саллену напрямую.

Никто бы не стал.

Кто-то говорил, что Саллен психопат. Другие утверждали, что он вообще не разговаривает, хотя я знала, что это неправда. Ходило немало слухов о том, что его бьет отец — в это я могла бы поверить. Когда нам было по семь лет, его мать покончила с собой, и в ту ночь все на улице слышали выстрел. При мне Штейн Рул был совершенно спокоен, впрочем, как и его сын, и иногда лежа в постели и глядя в окно на его расположенный через дорогу черный дом с закрытыми ставнями, я задавалась вопросом, а не выстрелила ли Мерси Рул себе в голову, потому что была женой такого человека, как он, и матерью такого сына, как Саллен.

Сделав большой глоток из приготовленного Космо клюквенно-водочного

коктейля, я виновато изумляюсь своей перманентно несбыточной мечте и задаюсь вопросом, появится ли когда-нибудь Саллен, чтобы помешать мне трахнуться с моим другом. Особенно здесь, в излюбленном логове Райта. Но эта глупая фантазия не выходит у меня из головы с тех пор, как два года назад он исчез, и его отец сказал, что искать его бесполезно, несмотря на предложенный им выкуп.

Хотя в этом не было никакой логики.

Сын самой высокопоставленной шишки бесследно исчез, но всякий раз, когда я видела Штейна Рула, его темные глаза и бесстрастное лицо, так похожее на лицо его сына, не выдавали ни капли беспокойства? И он не перевернул мир, чтобы его вернуть?

Почему?

— Вау, притормози, — со смехом говорит Космо, и я осознаю, что выпила уже три четверти напитка, водка стекает у меня по подбородку, а вишни плавают у самых губ.

Я с трудом сглатываю, ощущая в животе приятное покалывание, затем ставлю стакан на стол и вытаскиваю одну вишенку за плодоножку.

— Можешь что-нибудь с ней сделать? — многозначительно спрашивает Космо, положив руки на барную стойку и пристально глядя на меня светло-зелеными глазами.

Я прихватываю вишенку зубами и, покачав головой, откусываю алкогольный декор. Космо смотрит на это, и у него расширяются зрачки.

— Нет, — проглотив, честно говорю ему я. — Но мы оба знаем, что я могу сделать с тобой своим языком.

При этих словах у меня вспыхивают щеки, но алкоголь уже придал мне храбрости, потому как я не отвожу взгляда.

Я спала с Воном до того, как он стал встречаться с Айседорой, и у меня много раз был секс с Космо, но на этом мой список заканчивается.

Из них двоих только Космо знает, что мне действительно нравится, и это не имеет никакого отношения к моему языку.

Он опускает взгляд и смотрит, как я кладу на стойку бара плодоножку вишни и обхватываю ладонью стоящий передо мной холодный как лед стакан.

— Допивай его, — тихим голосом говорит он, поднимая на меня глаза. — Потом еще один. И еще. А может, и еще? Когда ты совсем окосеешь, я отведу тебя на диван.

Космо бросает взгляд на зону со столиком, книгами и тарелками.

— Когда начнешь отключаться, я стану тебя лапать.

Я сжимаю бедра, одна нога все еще закинута на другую, и по всему моему телу растекается жар. Но Космо не нужно повторять дважды.

Мне нравится близость, когда я не в адеквате. Сонная, пьяная, накачанная наркотиками.

Это мой пунктик.

Может, таким образом я чувствую себя менее виноватой, поскольку родители всегда ссылались на тот факт, что это им решать мою судьбу касательно отношений, и в этом был тонкий намек на то, что мне, насколько это возможно, следует сохранить свою чистоту, не стелиться под первого встречного и не рушить себе перспективы, все это стандартное воспитание.