Монстр
Шрифт:
Но папа уже пробирался к нему.
Ревел какой-то механизм - теперь Дэнни понял, что этот зловещий, ритмичный грохот создавал "оверлуковский" котел, который папа проверял по три-четыре раза на дню. Грохот становился похож на... тяжелые шаги. А запах плесени и гнилой, отсыревшей бумаги сменился каким-то другим... резким, отдающим можжевельником запахом Дряни. Запах облаком окутывал папу, который потянулся за книгой и схватил её.
Где-то в темноте Тони (Это бесчеловечное место превращает людей в чудовищ это бесчеловечное место)
вновь
Еще одно падение в темноту, теперь оно сопровождалось тяжелым, громоподобным стуком - котел тут был ни при чем, это свистел молоток, врезаясь в шелковистые обои стен, выбивая облачка известковой пыли. Дэнни беспомощно припал к сине-черным, вытканным на ковре, джунглям.
(ВЫХОДИ)
(Это бесчеловечное место)
(ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ!)
(превращает людей в чудовищ).
Задохнувшись - собственное судорожное аханье эхом отдалось в голове Дэнни рванулся из тьмы. В чьи-то руки. Сперва он отпрянул, думая, что рожденное мраком существо из "Оверлука", существующего в мире Тони, каким-то образом последовало за ним в мир реальных вещей - а потом доктор Эдмондс сказал:
– Все в порядке, Дэнни. Ничего. Все отлично.
Дэнни узнал доктора, потом обстановку кабинета. Его забила дрожь, с которой он не мог справиться. Эдмондс держал его.
Когда реакция пошла на убыль, Эдмондс спросил:
– Ты говорил что-то о чудовищах, Дэнни... что?
– Это бесчеловечное место, - сказал он утробным голосом, - Тони сказал... это бесчеловечное место... превращает...
превращает...
– Он потряс головой.
– Не могу вспомнить.
– Постарайся!
– Не могу.
– Тони приходил?
– Да.
– Что он тебе показал?
– Темноту. Стук. Не помню.
– Где ты был?
– Отстаньте! Не помню! Отстаньте!
Дэнни беспомощно всхлипывал от ярости и страха. Все ушло, превратившись в похожую на слипшийся от воды бумажный комок, путаницу; читать в памяти стало невозможно.
Эдмондс пошел к охладителю и принес ему воды в бумажном стаканчике.
Дэнни выпил её и Эдмондс принес ещё стакан.
– Лучше?
– Да.
– Дэнни, я не хочу доставать тебя... в смысле, надоедать тебе с этим. Но до прихода Тони тебе ничего не запомнилось?
– Мама, - медленно проговорил Дэнни.
– Она обо мне беспокоится.
– На то и мамы, парень.
– Нет... у неё была сестра, она умерла, когда была маленькой. Эйлин. Мама думала про то, как Эйлин сбила машина, и от этого она беспокоится обо мне. Больше я ничего не помню.
Эдмондс пристально смотрел на него.
– Она думала об этом сейчас? Там, в приемной?
– Да, сэр.
– Дэнни, как ты это узнал?
– Не знаю, - тусклым голосом сказал Дэнни.
– Наверное, это слияние.
– Что?
Дэнни очень медленно покачал головой.
– Я ужасно устал. Можно, я пойду к папе и маме? Мне
больше не хочется отвечать на вопросы. Я устал.
– Тебя сейчас стошнит?
– Нет, сэр. Просто я хочу к папе и маме.
– Ладненько, Дэн.
– Эдмондс поднялся.
– Сходи к ним на минутку, а потом пришлешь их сюда, ко мне, чтоб я смог поговорить с ними. Идет?
– Да, сэр.
– Там есть книжки, можешь посмотреть. Тебе нравятся
книжки, правда?
– Да, сэр, - ответил Дэнни, покорный своему долгу.
– Ты молодчина, Дэнни.
Дэнни слабо улыбнулся.
– Не могу ни к чему придраться, - сказал доктор Эдмондс Торрансам.
– С физиологией все в норме. Психически... мальчик смышленый, а воображение развито даже слишком. Бывает. Дети должны вырастать из своего воображения, как из пары старых ботинок. Воображение Дэнни все ещё ему великовато Проверяли хоть раз его на ай-кью?
– Не верю я в эти коэффициенты, - сказал Джек.
– Только стреноживают надежды и родителей, и учителей.
Доктор Эдмондс кивнул.
– Может быть. Но, проверь вы его, думаю, обнаружилось бы, что для своей возрастной группы он ушел очень далеко.
Для мальчика, которому пять-шестой, его словарный запас поразителен.
– Мы с ним не сюсюкаем, - сказал Джек с ноткой гордости.
– Сомневаюсь, что вам пришлось хоть раз пойти на это, чтобы быть понятным, - Эдмондс помолчал, играя ручкой.
– Пока вы там сидели, он впал в транс. По моей просьбе. Все точь в точь по вашему описанию вчерашнего вечера в ванной.
Все мышцы расслабились, тело осело, глаза закатились. Классический самогипноз. Я изумился и все ещё продолжаю изумляться.
Торрансы подались вперед.
– Что случилось?
– напряженно спросила Венди. Эдмондс тщательно отчитался по поводу транса Дэнни и фразы, которую тот пробормотал и из которой доктор сумел выудить только слово "чудовищ", "тьма" и "стук". Реакция - слезы, состояние, граничащее с истерикой, и боли в животе на нервной почве.
– Опять Тони, - сказал Джек.
– Что это значит?
– спросила Венди.
– Есть идеи?
– Несколько. Вам они могут не понравиться.
– Все равно, валяйте, - сказал Джек.
– Из того, что мне рассказал Дэнни, следует, что "невидимый приятель" действительно был приятелем, пока вы, ребята, не переехали из Новой Англии сюда. С момента переезда Тони превратился в угрожающую фигуру. Приятные интерлюдии сменились кошмарами и для вашего сына они ещё страшнее от того, что он не может вспомнить, о чем был кошмар. Это довольно обычное явление. Все мы помним приятные сны куда отчетливее, чем страшные. Похоже, между сознанием и подсознанием где-то существует буферная зона, что ли, и обитает там черт знает какой цербер. Пропускает такой цензор совсем немногое, и зачастую то, что прошло в наше сознание, это всего лишь символ. Вот такой донельзя упрощенный Фрейд - но довольно здорово описывает, что известно о взаимодействии сознания с самим собой.