Монстры на орбите [= Чудовище на орбите]
Шрифт:
– Скажите мне, что я должна сделать, чтобы заработать миллион долларов?
– Вы должны выйти замуж за богатого молодого человека, который страдает от… давайте назовем это неизлечимой болезнью. Когда он умрет, его собственность перейдет к вам. Вы продадите ее мне за миллион долларов.
– Очевидно, он стоит поболее миллиона?
Он понял невысказанный смысл вопроса:
– В дело вовлечено что-то порядка миллиарда.
– Чем он болен? Не заражусь ли я сама?
– Об этой стороне дела я позабочусь. Вы не подцепите болезнь, если не будете совать нос куда не надо.
– О…
– Ему восемнадцать. Главным образом интересуется коллекционированием, зоологию любит тоже. Он выдающийся зоолог. Его зовут Эрл Эберкромби. Он владеет… – молодой человек ткнул рукой вверх, – Станцией Эберкромби.
Джин уставилась на него, затем легонько рассмеялась:
– Миллион долларов таким путем сделать трудно… Эрл Эберкромби…
– Брезгуете?
– По утрам нет. Но ночью будут кошмары.
– Решайте.
Она скромно взглянула на сложенные на коленях руки:
– Миллион не слишком великий кусочек, когда ставишь на миллиард.
– Конечно, нет.
Она вскочила, стройная, как танцовщица:
– Все, что делаете вы, так это выписываете чек. Мне же выходить за него замуж, ложиться в кровать.
– На Станции Эберкромби нет кроватей.
– Но если он живет на Эберкромби, он не сможет со мной познакомиться.
– Эрл отличается от остальных. Эрл любит девушек из мира гравитации.
– Вам следует учесть, что он может умереть в любую минуту, и поэтому вы вынуждены будете делать все, что мне захочется у вас попросить. Или другой вариант: собственность может быть передана на попечение совета опекунов.
– Не обязательно. Устав Эберкромби позволяет контролировать собственность любому лицу старше шестнадцати. Эрлу восемнадцать. Он полностью осуществляет сейчас контроль над Станцией. Об этой стороне я позабочусь, – молодой человек подошел к двери и распахнул ее. – Хаммонд!
Привратник с унылым лицом безмолвно подошел к двери.
– Я нанимаю ее. Отошли остальных.
Он закрыл дверь и повернулся к Джин:
– Я хочу, чтобы вы со мной отобедали.
– Я не одета для обеда.
– Я пошлю за портным. Постарайтесь уложиться в час.
Молодой человек вышел из комнаты. Дверь закрылась. Джин потянулась, откинула назад голову и беззвучно, ликующе рассмеялась. Она заложила руки за голову, шагнула вперед, сделала пируэт и запрыгала на одной ноге к окну. Встала на колени у подоконника, положила голову на руки и посмотрела в окно. Были сумерки. Огромное серо-золотое небо занимало три четверти вида. Внизу расстилалась Столица – тускло-серое, лавандовое, черное кружево приземистых зданий, перекрещенных мертвенно-бледными магистралями, что запрудили золотистые автомобили. С правой стороны скользил к горным пригородам воздушный корабль – с усталыми нормальными людьми, живущими в красивых домах. Что бы они подумали, если бы узнали, что она, Джин Парле, наблюдает за ними? Например, тот человек, который ведет сверкающий «Скайфарер» с бледно-голубыми дверцами. Она вообразила себе картинку: толстяк с хмурыми складками на лбу спешит домой к жене, которая будет покорно выслушивать его хвастовство или ворчание. Женщина-скот, думала беззлобно Джин, женщина-корова. Какой человек покорит ее, Джин? Где тот, который необуздан, суров и достаточно ярок?.. И вот теперь ее ждет новая работа. Она состроила гримасу: как же, миссис Эберкромби… Она поглядела на небо. Звезды еще не высыпали, и огней станции Эберкромби видно не было.
Миллион долларов, подумай об этом. «Что вы будете делать со своим миллионом?» – спросил ее новый хозяин. Теперь, когда она вспомнила это, сама мысль, как комок в горле, лишала равновесия.
Что она будет делать с миллионом долларов?
Мысли текли лениво. Джин попыталась представить себя в будущем. Как она будет выглядеть? Что будет чувствовать? Где?.. Ум ее отпрянул, оставив одну только злость, словно нельзя было касаться самой темы. «Крысы, – сказала Джин. – Когда я получу его, тогда и подумаю. Миллион долларов… Не слишком-то большой кусок, когда речь идет на самом деле о миллиарде. Два миллиона будет лучше».
Глаза ее отследили изящную красную воздушную лодку, сделавшую крутой вираж к стоянке, новый сверкающий маршаловский «Мунчейзер». Теперь ей можно чего-то хотеть. «Мунчейзер» будет среди первых ее покупок.
Дверь распахнулась. На мгновение заглянул привратник Хаммонд. Затем, толкая перед собой сумку на колесиках, вошел портной – стройный невысокий блондин с красивыми, цвета топаза глазами. Дверь закрылась.
Джин отвернулась от окна. Портной – Анри, имя это было начертано трафаретными буквами на ящике – попросил ее встать так, чтобы было больше света, и обошел кругом, стреляя взглядом по всему телу.
– Да, – пробормотал он, сжимая и разжимая губы. – Да… Что у леди на уме?
– По-видимому, платье для обеда.
Он кивнул:
– Мистер Фосерингей упомянул вечернее платье.
Итак, выплыло имя – Фосерингей.
Анри установил экран:
– Если угодно, посмотрите некоторые мои модели. Может быть, вам что-нибудь понравится.
Модели появлялись на экране, делали шаг вперед, улыбались и уходили обратно.
Джин сказала:
– Что-нибудь вроде этого.
Анри одобрительно щелкнул пальцами:
– Орар-лей. Мисс имеет хороший вкус. А теперь посмотрим… Если мисс позволит ей помочь…
Анри ловко расстегнул на Джин платье и положил его на койку.
– Для начала мы освежимся, – портной выбрал в сумке инструмент и, держа Джин за запястье своими изящными пальцами, большим и указательным, опрыскал ее руки сначала холодным туманом, затем теплым ароматным воздухом. Кожу защипало. Джин почувствовала свежесть, словно в нее вдохнули энергию.
Анри щелкнул пальцами по подбородку:
– Теперь снова.
Девушка стояла с прищуренными глазами, а портной суетился вокруг, отмеривал шаги по комнате, что-то шепотом вычислял, делал какие-то стремительные жесты, понятные только ему самому. Он растянул вокруг Джин серо-зеленую паутину, тронул ее и стал вытягивать по мере того, как на тело ложились нити. Затем подсоединил какие-то шишечки к концам гибкой трубки, обжал ее вокруг талии Джин, потянул – и трубка пошла извергать сверкающий темно-зеленый шелк. Анри искусно изогнул и отрезал трубку, затем продолжил тянуть, изгибать ложившийся шелк.