Монументальная пропаганда

Войнович Владимир Николаевич

Аглая от рожденья жила в Долгове. Город особенно не менялся, но постепенно и неизбежно становился чужим. Люди, кого могла вспомнить, исчезли. Шалейко умер от инсульта. Нечаев погиб в автокатастрофе. Муравьева умерла в сумасшедшем доме. Ботвиньев подавился костью. Бывшего прокурора Строгого убили уголовники в лагере. Нечитайло умер от рака легких.

Из старых знакомых встретила она однажды дождливой осенью на улице и не сразу узнала Поросянинова. Он был с длинными волосами, с пушистой седой бородой и одет для этих мест необычно — на теле черная ряса, на ногах белые кроссовки, на голове рыжая ушанка, над головой оранжевый зонт. Зонт он держал в правой руке, а левой, пересекая лужи, подбирал полы рясы.

— Ты что же, в попы записался? — спросила она, удивляясь столь неожиданной метаморфозе.

— Служу в храме диаконом, — сообщил Петр Климович.

— И давно?

— Да вот уж скоро три года. А ты в церковь не ходишь?

— Куда мне, — сказала она. — Я ж атеистка. Неверующая.

— Верующая, — возразил Поросянинов. — Веришь, что Бога нет.

— А ты веришь, что он есть? — спросила она насмешливо.

— Я, — ответил он, не замечая насмешки, — верю, что без веры во что-нибудь жить невозможно. А ты ведь небось крещеная?

— А как же, — сказала она. — Мой отец до революции старостой в церкви был.

— Так приходи в храм. Покайся Богу в своих грехах, и он примет тебя обратно.

— Оставь меня! У меня свой Бог, — сказала она и пошла прочь.

— У тебя не Бог, а дьявол! — крикнул он ей вслед.

Аглая перебирала в уме разные имена, и получалось — кого ни вспомнит, того уж нет на свете или выпал из поля зрения.

Старухи — баба Надя и Гречка — померли, но две другие соседки превратились в старух, заняли свое место на лавочке перед домом и ничем очевидным от тех предыдущих не отличались. Впрочем, шума новых поколений в доме не было слышно, поскольку строение это постепенно пустело.

За время своего существования оно сильно обветшало и, признанное непригодным для жилья, больше не заселялось. Кто из него уходил — уходил. На оставшихся махнули рукой, пусть доживают. Но новоселья люди здесь уже не справляли. В конце концов из прежних жильцов остались здесь Аглая, две упомянутые старухи, Шурочка-дурочка со своими бессмертными кошками и Валентина Жукова с внуком Ванькой. Валентина к тому времени для многих уже была баба Валя, а внук сократил это имя и называл ее Баваля.

Глава 6

Ваньку Жукова все звали Ванька Жуков. Это было его реальное имя и одновременно вроде как прозвище. Если бы не известный рассказ Чехова, Ваньку звали бы просто Ванька. Или просто Иван. Или просто Жуков. Или просто Жук. Но поскольку у Чехова был рассказ про Ваньку Жукова, и очень известный рассказ, и поскольку Ванька Жуков жил в обществе, где люди еще читали и помнили книги, а Чехова к тому же учили в школе, Ваньку Жукова многие так и звали — Ванька Жуков. И никак иначе.

Баваля в Ваньке души не чаяла. Сыну своему никогда не уделяла столько внимания. Потому что при маленьком сыне сама была молодая и глупая. И самой хотелось как-то развлечься. Сходить в кино. Или на концерт художественной самодеятельности. Или поболтать с соседкой. Или провести время с мужчиной. Может, поэтому Георгий и вырос такой непутевый. А над Ванькой она тряслась и удивлялась.

— Не представляю, — говорила Баваля Аглае, — в кого он такой пошел. Сама была непутевая, сын шебутной, жена сына алкоголичка, а этот… Тринадцать лет, а еще не пьет и не курит и в школе — круглый отличник.

Уже тогда Ванька больше всего увлекался точными науками: математикой, физикой, химией, занимался в авиамодельном кружке и в кружке «Юный химик». Своими руками строил модели самолетов, кораблей, паровозов, сделал радиоприемник и магнитофон. Зачитывался статьями о возможностях растопления Арктики и Антарктики и поворота крупных рек в противоположную сторону посредством направленных взрывов.

Ему, конечно, в школе на уроках истории и обществоведения вбивали в голову что-то про социализм, коммунизм, КПСС и борьбу за мир, заставляли изучать жизнеописание Брежнева, но это все от него отскакивало.

С хулиганами Ванька не водился, но они к нему с некоторых пор стали присматриваться. Он был маленький и слабый, как раз такой, кого легко и безопасно обидеть. Однажды хулиганы встретили его на пустыре, когда он возвращался из школы. Их было человек десять-двенадцать, а главарем у них был переросток по имени Игорь Крыша. Причем Крыша — тоже не прозвище, а реальная фамилия. Которая, как ни странно, была ему очень к лицу. Он и в самом деле, с короткой стрижкой, покатым теменем и узким лбом, был каким-то образом похож на односкатную крышу. От своих сверстников и товарищей по шайке Крыша отличался тем, что ходил в хорошем костюме, в галстуке и издалека был похож на интеллигентного молодого человека. Крыша и его шайка в городе были довольно известны, они считались настоящими бандитами, поэтому Ванька их не боялся. Полагая, что он человек слишком маленький и для бандитов большого интереса представлять не может. Но он оказался не совсем прав. Большого интереса для бандитов он и не представлял, но они и малым интересом не пренебрегли.

Однажды они встретили его на пустыре по пути из школы и начали толкаться, но Крыша их немедленно остановил и обратился к Ваньке с вопросом:

— Куда путь держишь, сынок? — спросил он, будучи старше Ваньки лет не больше, чем на шесть.

— Домой иду, — сказал Ванька, не подозревая худого.

— А откуда?

— Из школы.

— Угу, — сказал Крыша раздумчиво, — сейчас ты идешь из школы домой, а завтра пойдешь из дома в школу. Правильно?

— Правильно, — согласился Ванька.

— А ты в Америке никогда не был? — спросил Крыша.

Ванька признался, что никогда не был.

— Так вот там, в Америке, — объяснил ему Крыша, — все дороги платные. И у нас тоже надо ввести такой же порядок. У тебя деньги есть?

Ванька сказал: нет. Крыша объявил, что сейчас будет проведен таможенный досмотр. Ваньку зажали, вывернули у него карманы, нашли трешку и еще около рубля мелочью.

— Нехорошо, — сказал Крыша, пересчитав деньги. — Это уже обман и попытка переноса валюты без уплаты таможенного сбора. Подлежит конфискации. — И положил деньги себе в карман. — А теперь, — продолжил он, — проверим, что находится здесь. — И показал на портфель. — Прошу открыть.