Моонзунд (др. изд.)
Шрифт:
– Прошли, – сказал Бахирев. – Теперь можем и мы…
Тимирев едва успел поставить крейсер на 15 узлов, как под мостик «Баяну», разорвав с десяток шпангоутов, врезался вражеский снаряд. Яркое пламя вспыхнуло в носу крейсера – начинался пожар. На мостик флагмана дунуло шквалом огня. Вахта закрывалась руками. Лица сигнальщиков и рулевых потрескались от жара. Мертвых они оставили в огне, не удалось спасти и всех раненых. Над головами людей сами по себе в пепел рассыпались флаги…
Тимирев доложил Бахиреву:
– Огонь уже возле погребов. В худшем
– Затопите погреба через спринклеры, – сказал адмирал.
Погреба затопили, чтобы спасти крейсер от взрыва.
«Баян» осел в воду носом на целых 26 футов, и тогда распахнулась дверь штурманской рубки. Закрываясь локтями от нестерпимого жара, появился на мостике баянский штурман Ухов.
– Мудрецы! – крикнул он. – Одним поворотом на спринклеры вы сами, своими руками погубили наш славный крейсер…
– Костя, – сказал Тимирев, – что ты говоришь?
– Соображать надо, черт побери… Вы посадили «Баян» на двадцать шесть футов, а глубина в Моонзунде лишь на полфута больше…
Полфута – это 15 сантиметров. Но ведь дно канала – не гладкая доска. А если там есть возвышения? Если ковши землечерпалок не догребли грунт до нормы? Если схалтурили? Что тогда?
– Выхода нет, – ответил Бахирев. – Не взрываться же нам было! В конце концов, поползем на брюхе…
Слева по борту – Моон, справа – остров Вердер.
Прямо по курсу – канал, и виден вдалеке Шильдау.
Огонь противника ослабевал в частых недолетах, германские дредноуты отворачивали прочь от рейда Куйваста.
Три русских корабля, не побежденные эскадрой, вышли на створ канала…
Под килем «Баяна» оставалось полфута воды.
А под килем «Славы» уже ничего не оставалось.
– А что с этим мальчишкой? – спросил комиссар Тупиков. – Почему он молчит?.. Ну-ка, слазайте кто-нибудь.
– Я полезу, – сказал Городничий и шагнул к мачте.
Когда человеку за сорок, романтика высоты ему уже ни к чему (он уже отвосторгался, уже отликовал). Городничий лез по скобам, стараясь не смотреть вниз. Рядом с ним поднимались к небу струи дыма. Самые последние скобы трапа чуть не вывернулись из рук старшины. Отчего они скользкие? В крови…
Яркими брызгами кровь орошала брезентовый обвод марса.
Городничий спустился обратно на мостик.
– Андрюшка, мне его не снять, – доложил он комиссару, подавленный. – Мальчишка еще живой… ты бы видел, что с ним… Лапу начисто оторвало. Весь в крови… Отмахался, бедняга, флажками!
– Надо снять, – жестко приказал Тупиков.
– Как снять?
– Не знаю. Но снять надо.
Из рубки донесся глуховатый голос каперанга Антонова:
– Сжигайте документы. Уже спешат миноносцы…
– Слышал? – спросил комиссар старшину. – Сейчас начнут нашу бражку снимать миноносцы. Мертвых оставляем на «Славе». Но всех раненых берем… Взять юнгу с фор-марса!
Городничий в растерянности обратился к вахте своей:
– Хорошо быть собакой: она берет щенка в зубы…
Растолкав всех товарищей, сигнальщик Балясин шагнул к скобам трапа, уводящего под небеса.
– Куда ты? – пытались удержать его. – Хоть веревку возьми.
– Не надо. Буду снимать пацана.
– Как?
– Как собака, – ответил Балясин…
Длинным стеблем росла перед ним фок-мачта, а на самом верху ее – красным цветком колебался фор-марс «Славы».
«Баян» вошел в канал и сразу погрузил свои винты прямо в вязкое тесто грунтовых илов. Вот оно – началось!
Сколько было на крейсере глаз – все на штурмана.
Сколько было сердец – все обратились к нему.
Константин Сергеевич Ухов [29] взялся за невозможное.
«Баян» не плыл – «Баян» переползал днищем через канал.
Одна ничтожная ошибка – и наступит конец…
– Лево, – говорит Ухов на руль, и никто на крейсере не осмелился бы его поправить. – Чуть-чуть лево… Право клади!
Рулевой старшина Попелюшко двигал штурвал с такой осторожностью, с какой химики передвигают реторты с гремучей ртутью. Семь лет человек отстоял за рулем крейсера, и стал не рулевым, а… ювелиром! Читатель, подумай сам: ведь «Баян» трещал в огне, весь закутанный дымом, Попелюшко вел крейсер через канал и не видел канала. Вслепую вел крейсер и штурман Ухов…
29
К. С. Ухов – в советское время профессор, автор широко известных трудов по навигации; по учебникам Ухова училось не одно поколение советских моряков-судоводителей.
– Молодец, – сказал Ухов рулевому. – Держи пока прямо.
«Баян» словно катился по незримым рельсам высокого мастерства. Винты крейсера работали, как мешалки в квашне с жидким тестом. Упорство машин вращало их в бурой жидкости грунта, – и крейсер медленно, но упрямо полз, полз, полз…
К жизни! В Балтику! В революцию!
Однажды сели.
– Кажется, прочно…
И сколько было людей на палубе, все свесились за борт.
Корма «Баяна» отбрасывала назад каскады взбаламученной грязи. В дыму неистово содрогался горячий от огня корпус крейсера. За борт швырнули спасательный круг, и он долго стоял на одном месте. Потом вдруг его понесло назад.
– Взяли! – раздались крики. – Ура нашему штурману…
Канал уже кончался. «Баян» был спасен.
– «Славы» же нам не спасти, – сказал Бахирев и позвал сигнального старшину: – Передай отмашкою на Антонова: сесть на грунт в канале и взорваться!
Корабли – как и люди. Рождением своим приносят радость и поселяют в сердце печаль своей гибелью. Редко они доживают свой век на почетном приколе гаваней, словно на заслуженной пенсии, – чаще их поглощает огонь или пучина.