Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 1
Шрифт:
Настоящее Знание никогда не давало почву неверию или сомнениям в истинности веры, но его развитие всегда предшествовало большей свободе мысли и терпимости в вопросах веры. И да содрогнется всякий боящийся Знания, потому что близок день его пришествия, когда от его живительный лучей бросятся бежать и уже не остановятся злые духи тирании и преследований, населявшие долгую ночь человечества, теперь осужденные на рассеяние и гибель. И хочется верить в то, что уже недалек день, когда человечество, которое уже не позволит вести себя к невежеству с завязанными глазами, также перестанет отдавать долг почтения ложному праву судить ближнего своего по собственному мнению, а будет судить о людях только по их поступкам и заслугам.
Всякий раз, когда мы сталкиваемся с необходимостью сотрудничать с тем, чьи убеждения коренным образом отличаются от наших, да будет единственным нашим стремлением просветиться
Таким образом, Избранник Пятнадцати должен возглавлять своих соотечественников отнюдь не в праздных развлечениях, не в неразумном преследовании невежд, а в действительно достойном деле просвещения, дабы имя его осталось в памяти потомков окруженным не пустой и аляповатой славой, которой пользуются придворные моты и шалопаи, а ореолом заслуг, более достойных звания Человека Разумного, чтобы его имя осталось в памяти пусть немногих, но навечно благодарных ему за то, что он способствовал их выведению из мрака невежества к свету истинного Знания.
И мы скажем ему словами великого римлянина: «Никогда человек не бывает так близок к Богу, как когда он творит благо другому человеку. Служить и творить добро как можно более многим – нет и не будет в твоей судьбе ничего более благого и достойного, чем это мочь, и ничего более желательного для тебя самого, чем этого хотеть». Это указывает на истинную цель любого совершенного и праведного человека и масона, который стремится наслаждаться простыми радостями этого мира или заботится о чистой и незапятнанной репутации. И если благодетели человечества получают право, отдыхая после свершения своих великих трудов, на заслуженную славу за свою добродетель, великую привилегию смотреть сверху вниз на все усилия и труды, а возможно, и на страдания, с которыми были сопряжены их труды в этой земной жизни, – среди этих благодетелей, в царстве возвышенной чистоты и мудрости, наверняка не будет основателей могущественных династий правителей земных, захватчиков огромных империй, цезарей, александров и Тамерланов; там не будет и просто королей и канцлеров, президентов и сенаторов, живших, в основном, для своей партии и лишь по случаю, иногда – для своей страны, часто приносивших в жертву своим собственным (или своей партии) государственным амбициям благополучие и безопасность граждан собственной страны, – всем им не суждено будет насладиться памятниками своей славе в веках, ибо этой славы просто нет, как нет и памятников ей. Но лишь те обретут это счастье и смогут пройти торжественным маршем во всей славе своей, кто узреет плоды своего просвещения и своих трудов в дальнейшем усовершенствовании рода человеческого и кто уверится в том, что изменения, к которым привели их труды, более не подвержены тлению в силу течения времени или грядущих невзгод, пусть и спустя много тягостных лет. Эти плоды – Знание, обращающееся Силой, Добродетель, приходящая к Власти, Суеверие, ниспровергнутое в пропасть забвения, Тирания, изгнанная прочь из страны; и даже если эти плоды несовершенны, они все же существуют, и они ценнее всех прочих плодов земных; и пускай они редко приносят вознаграждение тому, кто посеял их, они живут долго за счет его выдержки и самоотверженности, его способности просвещать и выдержать ради этого просвещения все невзгоды и лишения, все опасности, которые только можно встретить в нашем мире.
Масонство не требует от своих адептов и сторонников ничего, что не имело бы практической пользы. Оно не требует, чтобы они забирались на высокие, недосягаемые горные пики теоретической и воображаемой, непрактичной добродетели, возвышенной и холодной, далекой, как окутанные снежной пеленой склоны Чимборазо, такие же недоступные, как эти склоны. Оно требует исполнения лишь того, что легко исполнить. Оно не требует от своих посвященных ничего, что заставило бы иссякнуть их силы, средства и способности. Оно не ждет и не требует от того, чья профессия и чей труд приносят ему и его семье лишь ровно столько, сколько необходимо для удовлетворения самых насущных нужд и потребностей, чье время полностью занимает решение нескончаемых бытовых проблем, чтобы он бросил свое дело, которым живет он сам и которым он кормит своих детей, и посвятиться все свои усилия и все свои скудные средства распространению Знания среди людей. Оно не ждет, что такой человек начнет издавать книги для народного просвещения, читать лекции, тем самым разрушая свой быт и свою мирскую жизнь, основывать училища и академии, строить библиотеки, – все это того лишь ради, чтобы ему поставили памятник после смерти.
Однако оно ждет от всех и каждого, чтобы они сделали хоть что-то в пределах собственных способностей и средств, и не существует на Земле масона, который был бы не в состоянии сделать хоть что-то, если не сам, то с помощью друзей и знакомых.
Если у ложи недостаточно средств для того, чтобы вложить их в основание академии или училища, она все равно может что-то предпринять в рамках средств, которыми располагает. Она может дать хорошее образование бедному мальчику или бедной девочке – ребенку своего нуждающегося Брата. Никогда не следует забывать, что в каждом бедном и брошенном ребенке, который кажется навечно осужденным на тенета порока и невежества, может быть, дремлют добродетели и мудрость Сократа, ум Бэкона или Боссюэ, гений Шекспира, способность облагодетельствовать человечество, подобно Вашингтону; а значит, ложа, сделавшая это, вытащившая его из болота, в которое он был брошен отнюдь не по своей воле, и даровавшая ему свет разума и развития, вполне может оказаться прямым и непосредственным носителем того самого благословения, которое даровал мальчику из Метца доктор Иоганн Фауст, что она в таком случае сможет и далее нести свободу и Знания своей стране, определять и изменять судьбы своего народа, вписывать новые главы в историю мира.
Ибо мы никогда не знаем, насколько важно то, что мы делаем. Дочери фараона вряд ли было ведомо, как она повлияет на судьбы мира и какими именно будут великие последствия того простого и человечного ее поступка, когда она решила взять из колыбели, несомой неспешным течением Нила мимо ее дома, младенца, сына еврейки, и воспитать его так, как будто он был ее собственный сын.
Сколь часто простой жест милосердия, ровным счетом ничего не стоивший тому, кто его сделал, даровал миру великого художника, музыканта или изобретателя! Сколь часто такой жест выращивал из трущобного оборванца благодетеля своего народа! От сколь мелких и незначительных случайностей, на которые, в противном случае, ровным счетом никто и никогда не обратил бы внимание, зависели судьбы величайших завоевателей этой планеты! Никто и никогда не видел скрижалей, на которых начертан был бы закон, позволяющий со всей определенностью вычислить объем блага, вызванного к жизни одним лишь добрым поступком. Скромная лепта вдовицы может не только быть ценнее богатых жертвоприношений вельможи, но и привести к гораздо большим преобразованиям в судьбах мира. Беднейший из мальчиков этого мира вполне может за счет благотворения окружающих вырасти в великого полководца, чьему приказу будут повиноваться армии, народы, сенаты, министры, который единолично будет решать, быть ли войне, быть ли миру; и его прекрасные мысли и достойные речи станут руководством к действию для миллионов людей, еще не родившихся на свет.
Однако возможность сотворить великое благо не обязательно представляется всем и каждому. Грешно и порочно лежать на боку и бездействовать в ожидании того мига, когда, возможно, представится случай сотворить нечто бессмертное и благое. Этого мига можно ожидать лишь как следствия одной или многих, или бесчисленно многих попыток и усилий. Принесенное миру благо становится очевидным только после того, как люди увидят его плоды и насладятся ими; и добиться этого можно только настойчивостью, уверенным и постоянным трудом ради просвещения мира, пусть это и требует предельного напряжения всех жизненных и душевных сил.
Ибо в любом случае только непосильным и постоянным трудом, исполняя свою работу с надлежащим усердием и располагая достаточным временем для ее исполнения, только путем самоотверженного преодоления всех встречающихся трудностей, а отнюдь не путем пассивного ожидания случая сотворить благо для ближнего своего, можем мы идти путями добродетели и исполнять ее заветы. Этим путем следовал Демосфен, слог за слогом и фразу за фразой оттачивая свое бессмертное ораторское мастерство. Так торил неизведанные пути науки Ньютон, шаг за шагом осваивая геометрию, познавая науку Небес, а Лаверрье – «добавлял» новые планеты в нашу Солнечную систему.
В корне неверно утверждение, что те, кто оставил после себя в памяти человечества величайшие памятники ума и таланта, не только получили иное, по сравнению с остальными людьми, образование и больше и успешнее трудились, но и одарены были по-иному, больше и богаче; что они скорее выделялись врожденным талантом, чем трудолюбием, – это в корне неверно. Они обладали теми же ограниченными способностями, которыми в той или иной степени наделены все без исключения люди мира, однако теперь память их окружена неизбывной славой во человечестве.