Morbus Dei. Инферно
Шрифт:
– Леобен… – повторил фон Фрайзинг. – Это очень кстати.
– Кстати?.. Леобен далеко на востоке, а кругом зима, – возразил Иоганн.
Монах покачал головой.
– Послушай. В Тироле вы оставаться не можете. Дорога на запад закрыта, остается только на восток. Главный тракт проходит через Баварию и Зальцбург, так что она тоже отпадает. А вот Леобен очень даже кстати – если взять южнее и двинуться по Пути святого Иакова, а он также ведет на восток. По пути сможете укрываться в приютах для паломников, убережетесь от патрулей и грабителей. А уж когда раздобудете бумаги, любые дороги будут вам открыты.
Он помолчал немного.
– В Инсбруке я раздобуду вам рясы, и вас примут за паломников. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
Иоганн задумался на мгновение.
– Звучит неплохо, – сказал он, глядя на иезуита. – Вы очень отзывчивы.
– Не без причины. Хорошо иметь рядом человека, закаленного в боях. Так заметно возрастают шансы живыми вернуться из долгого странствия.
– То есть…
– Именно. Мы идем с вами. Нам нужно попасть в Вену, чтобы доложить обо всем. – Он взглянул на Листа. – Конечно, если вы не против.
Иоганн кивнул.
– Превосходно. – Фон Фрайзинг вновь достал флягу из мешка. – Так выпьем же за это.
Лист закатил глаза.
X
Костер почти догорел. Элизабет и Базилиус спали. Фон Фрайзинг стоял, опершись на посох; была его очередь нести вахту. Все вокруг погрузилось в сон, и только слышно было, как шепчет ветер да журчит ручей. Монах вдохнул холодный воздух и закрыл глаза, пытаясь уловить то, чего не мог увидеть глазами.
Прохладное дуновение по лицу.
Тихое потрескивание сучьев в костре.
Пряный аромат смолы, щекочущий ноздри.
Он любил такие мгновения, когда можно было обдумать прошлое, сосредоточиться на целях и поблагодарить Господа за возможность повидать мир во всем его многообразии.
Наконец фон Фрайзинг перекрестился и произнес вполголоса:
– Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam [4] .
В этот миг из темноты появился Иоганн и встал рядом.
Некоторое время они стояли в молчании, словно по негласной договоренности разделяя тишину. Потом иезуит взглянул на Листа.
4
«К вящей славе Божией» (лат.) – геральдический девиз Ордена иезуитов.
– Ты бы поспал еще немного. Завтра нас ждет долгий путь.
Иоганн не дал себя заговорить.
– Сегодня вы благодарили меня за искренность. Думаю, я заслуживаю того же, вам так не кажется?
– К чему ты клонишь?
– Я говорю о них. Что с ними стало и почему все произошло именно в этой деревне? И для чего вы приходите каждые пять лет?
– На первый твой вопрос я не смогу дать ответа. Что же касается второго… – Фон Фрайзинг задумчиво посмотрел в огонь. – Мой орден, скажем так, желает знать обо всех… – он помолчал, подбирая слово, – проявлениях чуда, происходящих на наших землях. Вот я и путешествую в качестве визитатора всюду, где объявляется пресвятая дева Мария, а люди внезапно исцеляются от недугов или происходит еще что-то, в чем можно усмотреть явное вмешательство Господа.
– Тогда можно предположить, что многие мили вы прошли впустую, – с иронией заметил Иоганн.
– Верно. Но только отчасти. Зачастую человек отправляется куда-то с одной целью, а достигает совершенно другой. И это вовсе не значит, что он потерпел неудачу.
– И так вы узнали об изгоях?
– Мы их никогда так не называли. В записях мой предшественник окрестил их детьми Овена.
Иоганн смутно припоминал о том, что рассказывал им Мартин Каррер. Он говорил, что первые из них родились именно под знаком Овена. Кроме того, его астрологическое начертание служило защитным знаком в деревне. Иоганн встречал этот символ повсюду, даже в долине.
– Что вам известно о них?
Фон Фрайзинг поворошил посохом в костре и промолчал. Потом посмотрел на горную цепь, вершины которой острыми пиками выделялись на фоне звездного неба.
Лист понял, что монах ничего больше не скажет. Он молча отошел и лег рядом с Элизабет.
Прислушался к потрескиванию пламени и журчанию ручья.
Посмотрел на монаха, неподвижно стоявшего у костра.
Было что-то зловещее в его фигуре, освещенной неверными отсветами огня. В памяти всколыхнулись воспоминания.
Ночь. Крики. И один из них сбежал. Не забывай о нем.
И разве можно было забыть? Иоганн ясно видел его перед глазами: вот он протянул руку в их сторону, голос его исполнен ненависти. «Я доберусь до тебя, Лист. Истреблю весь твой проклятый род!»
Голос замолк, Иоганн закрыл глаза. И через несколько мгновений провалился в сон.
XI
Бледный диск луны висел над горами. Было светло, как днем. Долина, леса вокруг, развалины сгоревших домов – все было залито светом.
Она стояла посреди деревенской площади, и они обступили ее кругом и молчали.
Ветер завывал над разрушенной деревней. Но потом и он стих.
Из круга вышел старик и медленно подошел, остановился перед ней. Он стоял почти вплотную.
– Дедушка, – прошептала она.
Он улыбнулся. Но в глазах его была чернота, седые волосы испачканы в крови. Он молча указал на ее шею.
Она вдруг ощутила жжение, почувствовала, как пульсируют черные сосуды вокруг шеи. Ее пронзила жгучая боль – и черные узлы стали расползаться дальше, паутиной оплели все тело…
Она упала на землю, закричала.
– Помогите! Господи, помогите мне!
Но старик и остальные лишь молча смотрели на нее…
Элизабет проснулась. Дыхание ее сбивалось, и по лицу, несмотря на холод, струился пот. Видение постепенно угасало, уступая место тусклому, затянутому облаками небу.
Остальные сидели у костра. Иоганн поднялся и подошел к ней.
– Ты так крепко спала, я не хотел будить тебя… – Он заметил, какое бледное у нее лицо, увидел испарину на лбу. – Тебе нездоровится?