Море и небо лейтенанта русского флота
Шрифт:
До 1 мая 1914 года эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» находился в вооруженном резерве. С 1 мая начались учебные выходы в море, шли постоянные тренировки и отработки учебных задач.
…Мичман Ярыгин нес самостоятельную вахту на ходу, осваивая все то множество новых, дополнительных офицерских обязанностей, которые и формируют корабельного офицера-миноносника. Вечерами в кают-компании «Лейтенанта Пущина», за крепчайшим чаем, именуемом на флоте «адвокат», офицеры обсуждали события и происшествия, случившиеся на бригаде, предстоящие продвижения по службе. О политике старались не говорить, о девушках – пожалуйста…
В воздухе «пахло войной»… Миноносец «Лейтенант Пущин» часто выходил в море, проводя учебные стрельбы и тренируясь в минных
…И на этот раз открытое море встретило миноносец хорошей волной и северо-западным ветром.
Накануне стрельб мичман Ярыгин практически не спал. Вместе с артиллерийским унтер-офицером Иваном Семеновичем Гайдуком проверял материальную часть орудий и работу механической подачи 75-мм снарядов из погребов к носовому и кормовому орудиям. Инструктировал старшин орудий, с секундомером в руках проверял тренировки орудийных расчетов.
И вот зачетные стрельбы… Ревун резанул тишину. Прозвучал выстрел носового орудия, напористо шибанув всех, стоявших на мостике, ударом воздушной волны и дыма. У носового орудия возилась прислуга, старшина орудия оглянулся на мостик. Первый снаряд пристрелки взметнул воду на перелете за щитом. Ревун и второй залп. Опять воздушная волна и дым. Второй снаряд ударил под левой скулой щита. Щит взят в вилку. Третий снаряд…
– Накрытие! – не удержался от возгласа мичман Ярыгин.
«Лейтенант Пущин» маневрировал. Стреляли практическими снарядами по очереди то носовое орудие, то кормовое. Израсходовали 30 снарядов.
Наконец прозвучала команда: «Дробь», «Орудия «на ноль». Отстрелялись успешно.
На переходе с полигона в базу, ветер стих. Безбрежная даль моря, голубое небо, ровный ход эсминца, успешные стрельбы – все это вызвало хорошее настроение на ходовом мостике и передалось матросам – рулевому, стоявшему за штурвалом, и сигнальщикам, находившимся слева и справа на крыльях мостика.
К вечеру эсминец пришвартовался кормой к Минной стенке в Южной бухте Севастополя. Свободные офицеры убыли на берег. Мичман Ярыгин остался на корабле. Стрельбы вымотали его. Вытянувшись на диване, Сергей чувствовал приятную истому во всем теле, натруженном за день. Кстати всплыла в памяти старая флотская мудрость: «Горизонтальное положение никому не вредно, кроме откупоренной бутылки», – и он заснул…
Редко, но бывали у мичмана Ярыгина и свободные от службы на эсминце «Лейтенант Пущин» минуты. В любое свободное время Сергей спешил в городской аэроклуб. Он серьезно увлекся воздухоплаванием. Его тянуло небо. Небо и море…
…Эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» снова вышел в море, выполняя ночной переход в район предстоящих минных (торпедных. – А.Л.) стрельб. Вахтенный офицер мичман Ярыгин находился на мостике. Взошла луна. Ярыгин понял это по желтоватому сиянию, озарившему край горизонта над морем. Через минуту Сергей увидел луну в разрыве туч. Огромный, желтый огрызок луны повис над морем, и стало видно, как быстро мчатся тучи. Луна исчезла, но желтоватое пятно среди туч осталось, и уже не было так темно, как прежде. Неожиданно ветер разорвал тучи, и луна выплыла вновь, сверкнув своим светом на пене волн, и море озарилось далеко-далеко. Ветер задувал с западных румбов, сильно качало, из труб миноносца вырывались клочья дыма. Корабль держал заданный ход – 20 узлов, что на угольных миноносцах заставляло матросов машинной команды крутиться, как чертям. Вахта кочегаров на угольных миноносцах самая тяжелая, особенно когда требовалось резко увеличить или быстро уменьшить выработку пара – как говорили кочегары, «загрести жар в котле». Кочегары лопатами выгребали горящий уголь из топки парового котла на площадку перед ним. При этом жар от раскаленных углей жег их лица, пот заливал глаза, легкие обжигал раскаленный воздух. Работать в таких «адских» условиях – врагу не пожелаешь.
Ветер стал слабеть. Луна еще не зашла – на некотором расстоянии, видел мичман, море было по-прежнему озарено лунным светом.
Стоя на мостике идущего хорошим ходом миноносца, мичман Ярыгин вспомнил Ольгу. В душе Сергея теснилась радость любви к Ольге и теплилась надежда, что и он нравится ей. Как чудесно жить! Наверное, в этом и есть счастье.
Еще сияли звезды, но уже еле приметный розовый отсвет начал ложиться на волны… В конце ночи ветер утих, но волны были еще сильны. Светало… В открытом море белые буруны еще срывались с кончиков волн и размазывались среди них белой пеной. Солнечный свет вспыхнул в небе на востоке, над морем разлилась утренняя заря.
Мостик миноносца «Лейтенант Пущин» жил своей, только ему понятной жизнью: от сигнальщиков шли доклады, давались команды в машину, увеличить или уменьшить число оборотов винта, звучали звонки машинного телеграфа, рулевой репетовал курсы и перекладывал штурвал – эсминец находился в районе полигона минных (торпедных. – А. Л.) стрельб…
– Минный аппарат № 1 «Товсь!»
– Минный аппарат № 1 «Пли!»
Минный аппарат эсминца, развернутый в диаметральной плоскости корабля, с шумом выплюнул стальную сигару, и та медленно, словно нехотя шлепнулась в воду и, слегка погрузившись, взбивая за собой винтами пенный след, двинулась к цели.
Не дойдя до цели, торпеда утонула. На мостике офицеры зачертыхались!
Самодвижущаяся мина образца 1912 года наиболее совершенная из торпед, созданных в Австро-Венгрии на Фиумском заводе, производилась в Петербурге на заводе Лесснера и Обуховском заводе. Это была первая из торпед с «влажным перегревом», длиной 5,58 метра, диаметром 450 мм, общей массой 810 кг, из которых взрывчатого вещества – 100 кг. Торпеда имела три режима движения: дальность 2 км при скорости 43 узла, 5 км при 30 узлах и 6 км при 28 узлах. Торпеды были для своего времени технически сложным оружием и требовали отличной выучки минеров при приготовлении их к стрельбе.
Готовя следующую торпеду к стрельбе, мичман Ярыгин вспоминал своего наставника, преподавателя минного дела в Морском Корпусе генерал-майора Л.А. Гроссмана, вдалбливавшего гардемаринам на репетициях по минному делу, как производится изготовление торпеды к выстрелу. Сергей повторял про себя, как на экзамене: «запирающий клапан, стержень глубины, прибор расстояния, стопора на рулях и гребных винтах…» Вторая торпеда прошла под целью, это был успех.
По прибытии «Лейтенанта Пущина» в Севастополь, мичман С.Я. Ярыгин получил в арсенале Севастопольского порта новую торпеду. Минеры эсминца загрузили ее на борт с помощью кран-балки и установили в минные кранцы левого борта. Боевые части торпед хранились отдельно от корпуса в погребах, расположенных рядом с торпедными аппаратами, и подавались по элеваторам непосредственно перед заряжанием.
1 июля 1914 года эскадренный миноносец «Лейтенант Пущин» и его экипаж, после сдачи всех задач, приказом командующего флотом был выведен из вооруженного резерва.
На эскадренном миноносце «Лейтенант Пущин» начались корабельные будни… А через месяц – война!
Война!
В Севастополе, как и по всей стране, всеобщая мобилизация началась 18 июля 1914 года. Здесь, наверное, уместно напомнить, что к началу войны российское хозяйство достигло высшей точки своего расцвета. Заметно повысился общий уровень благосостояния. Потребление мяса и мясных продуктов, что является одним из важнейших показателей, возросло примерно в два раза. В городах страны среднедушевое потребление мяса составило 88 килограмм в год. Для сравнения, в то время в США в среднем – 72 килограмм. В столице Санкт-Петербурге эта цифра составляла 94 килограмм, в Вологде – 107, в Воронеже – 147 килограмм. Наш демографический рост был самым высоким в мире – 1,5% ежегодно. Зарплата наших рабочих уступала только американцам. Начиная с 1905 года ежегодно в стране открывалось около десяти тысяч школ. В Европе это называли «Русской весной» и «Русским чудом». Императорская Россия была на подъеме!