Море и небо лейтенанта русского флота
Шрифт:
После этого командир эскадренного миноносца спускался вниз, а ротный командир разводил матросов по работам. Начинался новый корабельный день.
Традиция торжественного подъема военно-морского флага сохранилась на кораблях и в советском военно-морском флоте и в современном российском ВМФ. Время оказалось бессильным перед этой флотской традицией. И подъем флага с широкой синей полосой внизу и красными серпом и молотом на белом фоне в советское время так же вызывал чувство гордости и сопричастности к истории российского флота, как и подъем славного Андреевского флага.
У каждого корабля своя линия жизни. Есть корабли больше, стоящие у причалов, а есть корабли труженики. Угольные миноносцы – из последних, из кораблей тружеников. Частые выходы в море эсминцев IV дивизиона для несения дозорной службы, в том числе и эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин», чередовались погрузками угля, приемом боезапаса, масла и воды и снова в море. Через каждые 450–500 миль хода требовалась бункеровка. Погрузка «чернослива», как называли матросы уголь, на угольных миноносцах была по настоящему «адской» работой. Уголь матросы переносили в мешках на спине и ссыпали в горловины угольных ям. Переносили тонну и более на человека. Опытные матросы заталкивали в рот паклю от проникновения в легкие тонкой угольной пыли. Матросские спины заливал пот, смешанный с угольной пылью, и эта «абразивная» смесь раздирала кожу шеи, плеч, подмышек, проникала в глаза и уши. Уголь, уголь, уголь…
А на Крымском полуострове бушевала золотая осень. Бархатный сезон был в разгаре. Как никогда долго в ту осень 1914 года цвели магнолии. Каждый день с полуострова в столицу уходил паровоз с одним вагоном, в котором везли цветы ко двору императрицы. Словно и не было войны, словно и не остались лежать навечно в Восточной Пруссии тысячи погибших русских солдат!..
Настоящая война пришла в город вместе с «Севастопольской побудкой» в 6 часов 33 минуты 16 октября 1914 года, когда германский крейсер «Гебен» открыл огонь по главной базе Черноморского флота.
Двадцатиминутный обстрел Севастопольского рейда ничего не дал. Позже Морской генеральный штаб сообщал: «…несколько снарядов попало в город, не причинив значительных повреждений и не вызвав жертв в людях, один снаряд попал в угольные склады, другой ударил в полотно железной дороги и один, разорвавшись около здания морского госпиталя осколками убил двух больных и ранил восемь нижних чинов».
Крейсер «Гебен» обстрелял и 16-ю батарею имени генерала Хрулева, расположенную между деревней Учкуевка и устьем реки Бельбек. Батарея открыла ответный огонь по «Гебену». Комендант Севастопольской крепости генерал-лейтенант А.Н. Ананьев в рапорте доносил, что при обстреле «Гебеном» батареи на ней внутренним взрывом было разрушено одно из четырех 10-дюймовых орудий образца 1896 года, убито шесть и ранено одиннадцать нижних чинов, из которых один умер от ран.
После 25 минутного обстрела Севастополя, в ходе которого комендоры крейсера «Гебен» выпустили лишь 47 снарядов орудий главного калибра (боезапас 810 снарядов) и 12 снарядов орудий среднего калибра (боезапас 1800 снарядов).
Ответную стрельбу по «Гебену» вели береговые батареи крупных и средних калибров Северного и Южного отделов Севастопольской крепости. В условиях тумана и из-за отсутствия централизованного управления стрельбой батарей в «Гебен» попало лишь три снаряда. Они взорвались около задней трубы и причинили незначительные повреждения, но потери в живой силе были немалые. Крейсер «Гебен» резко снизил скорость и, развернувшись… полным ходом, на зигзаге, вышел из-под обстрела и ушел в открытое море!
В этой истории до сих пор много непонятного. Формальное объяснение отключения электрической цепи минного поля тем, что на подходе к Севастополю был минный заградитель «Прут», не убеждает. Особенно с учетом того, что еще 13 октября морской агент в Стамбуле, капитан 1 ранга Щеглов сообщал о планах Турции нанести внезапный удар по Севастополю, а 14 октября в 20 часов 35 минут было получено сообщение от идущего в Константинополь парохода «Королева Ольга» о встреченных им в 17 часов 30 минут в пяти милях от выхода из Босфора крейсерах «Гебен» и «Брелау» и турецкого крейсера «Гамидие» в сопровождении нескольких эсминцев. Наутро 15 октября другой русский пароход, «Великий князь Александр Михайлович», сообщил о встрече с «Гебеном» в районе Амасры. И даже когда прошли доклады от патрульных гидроаэропланов о появлении турецкой эскадры в 30-мильной зоне Севастополя приказа о включении минного поля не последовало. Странно!
Есть в этой истории и другая странность. Накануне был отдан приказ основным силам флота прекратить патрулирование прибрежного района Севастополя, вернуться и встать на «бочки» на внутреннем рейде.
Но есть и третья странность. Не отстреляв и десятой части своего боезапаса, крейсер «Гебен» неожиданно прекратил обстрел Севастополя и безнаказанно ушел…
Историки не могут дать вразумительного ответа на первые два вопроса. А что касается последнего, то они предполагают, что командир крейсера «Гебен» капитан 1 ранга Фридрих фон Аккерман, понимая, что после первого же его залпа может быть включено разомкнутое минное заграждение и гибель крейсера неизбежна, резко развернулся и полным ходом ушел с минного заграждения, притом что входил он на русское минное поле, даже не выслав вперед тральщика, словно зная, что минное заграждение отключено. Вопросы, вопросы…
В тот же день крейсер «Гебен», которого моряки прозвали «Летучим немцем», за его феноменальную по тем временам для крейсера скорость 28 узлов и два турецких миноносца «Ташос» и «Самсун» пересеклись с русскими дозорными эскадренными миноносцами «Лейтенант Пущин», «Жаркий» и «Живучий», вышедшими на прикрытие минного заградителя «Прут», возвращавшегося в Севастополь с минами на борту.
Исследователь Д.Ю. Козлов в работе «Странная война в Черном море» писал об этих событиях: «…Для несения дозорной службы перед Севастополем капитан 1 ранга М.П. Саблин направил эскадренные миноносцы «Лейтенант Пущин» (капитан 2 ранга В.С. Головизнин), «Живучий» (капитан 2 ранга А.А. Пчельников) и «Жаркий» (капитан 2 ранга С.А. Якушев) под брейд-вымпелом начальника дивизиона капитана 1 ранга князя В.В. Трубецкого. Уже на пути к Севастополю в 00 часов 15 минут князь Владимир Владимирович получил радио штаба флота: «В море «Прут», будьте осторожны. В случае появления неприятеля поддержите «Прут». Памятуя о приказе поддержать «Прут», который с рассветом должен был возвратиться в главную базу, князь В.В. Трубецкой направился к нему навстречу и вскоре усмотрел силуэт заградителя, находившегося к юго-западу от Херсонесского маяка.
Из-за тумана В.В. Трубецкой и его подчиненные кораблей противника не наблюдали. Начальник дивизиона распорядился увеличить ход и поспешил к «Пруту». Через четверть часа «Лейтенант Пущин» сотоварищи попал в поле зрения «Гебена», вышедшего из-под обстрела крепостной артиллерии. Князь В.В. Трубецкой, «открыв» в свою очередь грозный неприятельский дредноут, сыграл боевую тревогу».
Далее Козлов пишет: «Миноносцы подняли стеньговые флаги и еще десять минут лежали на курсе… Наконец, в 07 часов 10 минут, начальник дивизиона, видя, что «Гебен» продолжает двигаться в направлении беззащитного «Прута» решился на торпедную атаку».
Командир эскадренного миноносца «Лейтенант Пущин», флагманского корабля начальника дивизиона князя Трубецкого, капитан 2 ранга Головизнин подал команду, и на левом ноке эсминца затрепетал флаг «Рцы», сигнализирующий о минной атаке левым бортом, и, увеличив ход миноносца до полного, порядка 24–25 узлов, начал уклоняться влево.
В книге «Севастопольская побудка» писатель В.В. Шигин вложил в уста князя Трубецкого следующие слова: «Удастся ли нам выйти под выстрелами на дистанцию торпедной стрельбы или потопят раньше – это знает лишь Господь, но отвлечь немцев от «Прута», мы все же попробуем! – повернулся Трубецкой к командиру миноносца». Наверное, такие слова могли иметь место, но это и не так важно. Важно то, что экипажи миноносцев, не задумываясь, последовали завету русских моряков – «Сам погибай, а товарища выручай!».