Море и яд
Шрифт:
– Ведь она все равно безнадежная. Дайте ей наркоз...
Что еще сказал Асаи, я не расслышала. Потом он бросил трубку. «Сделать наркоз, сделать наркоз», - мысленно повторяла я.
Ведь она все равно безнадежная - так он сказал... Лучи заходящего солнца проникали через оконные стекла в лабораторию, на столе лежал толстый слой белой пыли. Взяв прокаин и шприц, я направилась в общую палату. Там я увидела Тильду. Она стояла, схватившись за перекладину кровати Маэбаси.
– Сестра, принесите скорей аппарат для поддувания!
– крикнула она мне.
Гильда с одного
Чувствуя косые взгляды больных, я собрала осколки вдребезги разбитого пузырька и вернулась в дежурную комнату. За окном пылало заходящее солнце; оно было таким же большим и багровым, как тогда, над больницей в Дайрэне.
– Почему вы хотели сделать ей укол?
– пристала ко мне Гильда, заслонив вход в дежурную комнату
и по-мужски скрестив руки на груди.
– Решили убить, да?
– Но...
– не подымая глаз от пола, растерянно пробормотала я, - ведь она все равно обречена. Такая смерть более милосердна.
– Если даже точно известно, что человек умрет, убивать его никто не имеет права. Бога вы не боитесь, вот что! Не верите в его кару...
И Гильда крепко стукнула кулаком по столу. От ее блузки шел аромат душистого мыла, которого и в помине не было у нас, японцев. Таким мылом Гильда стирала белье больных из общей палаты. Мне почему-то стало смешно. Может, из-за этой стирки рука Гильды, которой она ударила по столу, казалась жесткой, как деревяшка? Наверное, из-за стирки. Я никогда не думала, что у белых такая некрасивая кожа. Один этот бледный золотистый пушок чего стоит! Сначала мне было смешно, а потом просто надоело ее слушать. Грозный, как бой барабана, рокот ночного моря снова послышался мне.
В эту ночь было мое дежурство. Когда на рассвете я вышла йз больницы и направилась домой, мне неожиданно встретился Асаи, разгуливавший по двору.
– Ну как операция, сэнсэй?
– Кто это? Кто?.. А, это ты?..
– запинаясь, протянул он. *
Как же упился этот щеголь! Даже очки сползли с носа.
– Убили.
– Убили?
– От родных пока скрываем. Да, руки у старика уже не те! Теперь профессор Кэндо запросто его побьет. И на моей карьере, кажется, надо поставить крест...
Асаи пошатнулся, оперся на мое плечо и дохнул на меня винным перегаром.
– Где живешь-то? Пойдем, провожу.
– Тут, рядом.
– А к тебе можно?
Асаи заночевал у меня. Мне было все равно.
– Ты, оказывается, держишь собаку. Гильда тоже держит. Н-да, Гильда... Что, она и сегодня тут командовала?
– Сэнсэй, вы же ее так уважаете...
– Какое там! Просто думаю разок переспать с белой бабой.
– Интересно, как профессор с ней держится?
– Н-да, она, верно, бешеная. Все эти святые блон-диночки такие... А бедрами как виляет, обрати внимание. Послушай, а что ты не соблазнишь нашего старика? Наставила бы рога этой Гильде...
Ни радости, ни волнения не испытывала я от ласк Асаи. Когда он обнимал меня, я, закрыв глаза, думала о том, как профессор рассказывает Гильде о смерти больной на операционном столе. Я вспоминала белые руки, покрытые пушком, запах мыла и испытывала злорадство.
Встретившись на следующий день в лаборатории с Асаи, я удивилась той холодной невозмутимости, с какой он окликнул меня.
– Что ты хотела сделать больной из общей палаты?
– Из общей палаты?
– Да, у которой возник спонтанный пневмоторакс. Сейчас звонила Гильда, требует, чтобы тебя уволили.
– Я только... как вы сказали.
– Я ничего тебе не говорил!
Я посмотрела на него в упор, и он, блеснув очками, отвел глаза. А ведь минувшей ночью этот мужчина мучил меня своими настойчивыми ласками!
– Значит, меня уволят?
– Никто тебе этого не говорит.
– Лицо Асаи растянулось в его обычной притворной улыбке.
– Но фрау Гильда может поднять скандал. Не лучше ли тебе с месяцок отдохнуть от работы? Как ты думаешь? Я за это время все улажу.
Вернувшись вечером домой, я не нашла Масу. Спросила' хозяина, он лишь покачал головой. В последние месяцы все так изголодались, что даже собак
стали есть. Видно, кто-то без меня и увел Масу... Устроившись на пороге, я с полчаса сидела молча. «А, будь что будет! Наплевать!» - подумала я. Асаи, конечно, тоже хорош, но сейчас я люто ненавидела Гильду, посмевшую позвонить и потребовать моего увольнения. Эта немка даже не замечает, насколько тяготят больных ее посещения. Кривляется, святоша! Ну и пусть, пусть она и мать и святая, а я урод, калека, уличная девка! Мне все равно, даже Масу бросила меня и убежала куда-то.
Тягостно было целый месяц не ходить в больницу и сидеть дома. За работой забывался Дайрэн, неудачные роды.,. Но когда, томясь от безделья, валяешься в постели, память возвращает тебя в тот город, к Уэда, к мертвому ребенку... Хоть бы Уэда разок увидеть, и то не так тяжко было бы!
В один из таких вечеров пришел Асаи.
– Поговорить надо.
– Что, увольняют?
– Да нет, - каким-то сухим голосом ответил он, усаживаясь на циновку.
– Дело куда более серьезное...
– Какое еще там серьезное, раз уволили.
– В том-то и штука, что тебе надо вернуться в больницу.
– Разве это уже возможно?
Тогда он мне и рассказал о намеченных опытах над военнопленными.
– Все участники уже подобраны, - сказал он,- это старик и Сибата, Тода и Сугуро, только вот сестры нет... ,
– Поэтому вы ко мне и пришли?
– Я истерически захохотала.
– Ты понимаешь, во имя родины! Их все равно приговорили к смертной казни, а тут они послужат науке.
– И Асаи смущенно усмехнулся: видно, он сам не верил этим доводам.
– Ты ведь не откажешься?
– Хорошо. Только я соглашаюсь не ради родины и не ради вашей науки.
Мне было абсолютно все равно, победит Япония или потерпит поражение. Прогресс медицинской науки меня тоже мало интересовал.
– А интересно, Хасимото-сан рассказал об этом Гильде?