Море и яд
Шрифт:
Только через несколько часов вражеские самолеты ушли в сторону моря. С крыши больницы было вид-
но, как над городом клубился белый дым. Горел и универмаг «Счастье». Когда дым рассеивался, отчетливо проступало оранжевое пламя.
Совсем, стемнело, над городом нависла огромная черная туча. Всю ночь шел дождь, дождевые капли были смешаны с пеплом. Больным выдали особый паек - по пять штук маленьких сухариков. Это был подарок армии. В эту ночь Сугуро дежурил. В пансион после дежурства он не пошел, а заснул прямо на лабораторном
Под утро его разбудила сестра. Умерла его «бабушка». Когда он прибежал в общую палату, у ее изголовья тускло горела свеча, а возле койки понуро стояла Мицу. Остальные больные или спали, или их это не тронуло - все они лежали, укутавшись одеялами с головой.
Сугуро посветил карманным фонариком. Старушка скончалась, лежа на боку. Левая рука ее была сжата в кулак. Когда он с силой разнял пальцы, на пол упали выданные накануне сухари. Тут Сугуро со стыдом вспомнил, как он недавно ударил ее по щеке.
– А флаг, наверно, уже попал к ее сыну...
– пробормотала Мицу.
Когда он написал на том лоскуте «Только с победой!», он уже предвидел ее конец. Но он думал, что она умрет во время операции, а не так вот - естественно. Шок от бомбежки и холодный дождь, ливший всю ночь, доконали ее.
Дождь шел и весь следующий день. У Сугуро страшно болела голова: видимо, от простуды. Старик сторож уложил «бабушку» в деревянный ящик. Прижавшись лицом к окну в лаборатории, Сугуро видел, как он и санитар тащили этот ящик под дождем.
– Как думаешь, где ее захоронят?
– Понятия не имею! Но с твоей глупостью теперь покончено, - сказал за его спиной Тода.
– Ведь всякая привязанность - глупость.
Сугуро задумался. Почему он так долго заботился только об этой старухе? Кажется, теперь он понял, почему. Она была его первым пациентом. Сейчас, когда, как говорит Тода, умирали все, эта старушка была единственным существом, которое он оберегал от смерти. И вот ее уносят под дождем в ящике из-под мандаринов. И только сейчас Сугуро ясно почувствовал, что с сегодняшнего дня ему абсолютно наплевать, что будет с Японией, с ним самим и со всем на свете.
V
В ночь, когда умерла «бабушка», - наверное, потому, что он спал в лаборатории, - Сугуро простудился. Он сразу как-то сник, у него поднялась температура. Работая за соседним с Тода столом, он чувствовал тошноту и головную боль.
– Смотри, может, заразился от своей старухи?
– Тода пристально посмотрел на него.
– Да у тебя все лицо посинело!
Сугуро увидел в запотевшее зеркало свое посеревшее лицо с красными, воспаленными глазами.
– Вас просит к себе Сибата-сэнсэй, - обратилась к Сугуро медсестра, просунув голову в дверь.
Это была та самая сестра, которая во время операции следила за кровяным давлением у Табэ.
– Сейчас?
– Да, просил немедленно.
– У меня голова разламывается...
Когда он, еле волоча ноги, вошел вместе с Тода во вторую лабораторию, рядом с Сибата и Асаи сидел военврач с багровым лицом. Мельком посмотрев на вошедших, он бросил отрывисто:
– Итак...
И тут же вышел.
В жаровне голубым пламенем горели серебристые угольки, на столе стояли чашечки с недопитым разбавленным спиртом.
– Садитесь.
– Сибата посмотрел на пачку сигарет «Хомарэ», лежащую на столе.
– Хотите?
– Он поболтал ногой, вертящееся кресло заскрипело.
– Курите, - предложил он еще раз.
Встав со стула, Асаи подошел к окну. Тода и Сугуро поняли, что Сибата хочет им что-то сказать, но не знает, с чего начать.
– Тода, тема вашей диссертации, кажется, «Индуктивный метод лечения каверн»?
– На впалых щеках Сибата заиграла деланная улыбка.
– Как подвигается работа? Ведь это сейчас насущная проблема, можно сказать, первостепенная. Удалось ли достать какие-нибудь новые материалы? Или только статьи Монарди?
Не ответив, Тода вытащил из пачки сигарету и закурил. По комнате пополз едкий запах горелой бумаги. Сугуро начало мутить.
– Я тоже хотел было кое-что изучить, но не удалось.
– Почему?
– Да вот, больная из общей палаты взяла да и умерла. А я надеялся на интересный эксперимент...
– И чувствуете себя, как охотник, вернувшийся с пустыми руками?
– съязвил Тода.
– Скорее уж как отвергнутый влюбленный...
– отозвался из своего угла Асаи.
«Быстрее бы уж к делу переходили!» - досадливо подумал Сугуро, с трудом превозмогая тошноту.
Но Сибата, поставив на ладонь чашку, начал крутить ее.
– Так вот... Наверное, старик вам завтра сам скажет...
– начал он.
– Мы долго думали, привлечь ли вас...
Сибата замолчал и снова уставился на чашку. Сугуро отер пот со лба. Бледное голубое пламя углей попахивало гнилью.
– Такую возможность ущускать нельзя. Ученый, всякий медик... мечтает об этом...
Вертя на ладони чашку, Сибата начал раскачиваться в кресле.
– Вы не слепые, сами видите, как приуныл старик после этой злосчастной операции. Заклевать его теперь ничего не стоит. Профессор Кэндо, тот не теряет времени зря... Чего же нам зевать? Как раз сейчас время сотрудничать с военными... Мы не долж-
ны им отказывать, это только повредит нам. Конечно, мы не собираемся вас принуждать, но учтите, профессор Кэндо привлекает пять человек, нас тоже будет пятеро - шеф, я, Асаи и вы двое, так что...
– В чем вы предлагаете нам^ принять участие?
– спросил Тода.
– В операции?
– Повторяю, мы вас не принуждаем. Но если вы согласитесь, то должны хранить все в тайне.
– Да что же это наконец?
– Опыты. Над живыми военнопленными.
Лежа с открытыми глазами в темноте, он слышит отдаленный шум прибоя. Это море наваливается черной стеной на каменистый берег и, бурля, откатывается.