Море Нопы
Шрифт:
– Все что угодно!
– Рита, – сказала я.
Он попытался сфокусировать взгляд на моем лице.
– Нет, ты серьезно? Хочешь, чтобы я с ней…
– Ага.
– Опять, – он отпустил меня. – Не понимаю. Ты что, хочешь от меня избавиться?
Теперь он смотрел обиженно. Я погладила его по щеке и сказала:
– Это просто игра. Неужели ты не понимаешь? Ее дом! Целое лето видеть море в окно. Без мам и пап, без квартирных хозяек, без придирок
Я обняла его, прижалась к груди. Он сказал:
– Ты номер один, Ламбада. Но чо-окнутая.
Я снова рассмеялась. Оскар стал целовать меня, нетерпеливо, с требовательностью, которая вызывает ответную страсть, если ты влюблена, а если не влюблена – одну скуку. На танцпол мы вернулись, пошатываясь. Кто-то нас толкал, мы кого-то толкали. Музыка взрывалась в голове, грозя скоро превратиться в невыносимую боль. Во рту стало сухо. Оскар снова полез целоваться, на меня наползало отвращение. Хорошо знаю это состояние. Я поискала глазами Риту. Она так и сидела у стойки, сгорбившись, и улыбалась с усилием.
– Рита, пошли танцевать, – сказала я.
– Отстань, мажорка! – ответила Рита и потянулась к бармену. – Спасите меня от нее! Я не знаю, откуда она свалилась на мою голову.
– Делайте что хотите, – сказала я бармену, – но больше ей не наливайте.
– Да и вам хватит, Ламбада, – сказал бармен. – У вас шорты расстегнуты.
– Рита, пошли танцевать, – запоздалым эхом откликнулся Оскар, и она медленно сползла с табурета, как змея на звук волшебной дудочки.
Остаток ночи мы танцевали, правда, без особого воодушевления. Рита плохо владела своим телом, будто слишком быстро выросла и еще не научилась управлять конечностями, такими длинными и оттого чужими. Весь ее танец был попеременным выбрасыванием этих чужих, нерасторопных рук и ног. Она смотрела в пол и сама стыдилась своих движений. Когда музыка закончилась, мы вернулись к стойке. Я лежала на плече Оскара, он гладил меня по волосам, по плечам и что-то бубнил в ухо. Кажется, рассказывал, что учится на программиста.
– Отлично, будешь программировать микроволновки, – отвечала я.
Он бубнил и бубнил, что в Питере мы можем снять комнату и жить вместе, он может подрабатывать вечерами. Это будет славно. Всегда вместе. Я не сразу сообразила, что речь идет обо мне, о нас с ним. Уткнулась в его плечо и смеялась так, что на его майке осталось мокрое пятно. Рита прислушивалась к разговору, но не могла ничего расслышать. На ее шее темнели свежие царапины. Чем больше она чесалась, тем, кажется, сильнее становился зуд.
– После смены я могу подвезти вас домой, – сказал бармен.
– Отлично. Только сначала найдем мои сандалики, – попросила я.
Сандалии обнаружились в углу террасы, рядом сиротливо валялась Ритина босоножка. Она размахнулась и запустила ее в море. Не помню, как мы прошли мимо охранника. Должно быть, под утро всем плевать, спала ли девочка с плюшевым зайкой или тискалась с парнем, который мечтает стать программистом. Мы погрузились в серый «Авео» бармена. Оскар сел между мной и Ритой, положил обе руки нам на коленки. Через несколько минут поездки она попросила остановить машину и выскочила в придорожную траву. Прислушиваясь к звукам, издаваемым ею, Оскар скривился.
– Ничего страшного, – сказала я бармену с милой улыбкой. – Моя подруга нахлебалась морской воды. Оказывается, она не умеет плавать. Скажите, как можно жить у моря и не уметь плавать? Между прочим, древние греки считали человеком только того, кто умеет читать и плавать. Вы ведь грек, а?
Бармен повернулся и спросил:
– Не хотите подержать ей волосы?
– Вот уж нет, – ответила я, и Оскар расхохотался, будто это была невесть какая шутка.
– Откуда ты столько знаешь про греков? – спросил блондинчик.
– От одной художницы. Хотя она не только художница, а еще и музыкант, и вообще, разносторонне талантливый человек. Замечательно играет на аккордеоне, вот так, – и я запела: – Шоо-орандо сифой, – и сделала вид, что играю на аккордеоне, как это делала Нева, исполняя «Ламбаду» своего детства. От сладких коктейлей в самом деле быстро раскисаешь и несешь чушь.
Когда Рита вернулась, бледная и лохматая, бармен достал коробочку с мятными леденцами, предложил нам, не оборачиваясь.
Мы очутились дома под утро. Бармен вежливо попрощался, точно вез не компанию загулявших подростков, а маленьких аристократов с поля для гольфа. Я предложила ему жениться на мне, потому что никогда не встречала такого благородного человека.
– Вы рыцарь! – твердила я. – Нет, вы птица Додо. Таких больше нет.
– Вы очень начитанная девушка, – ответил он, улыбнулся на прощание и уехал.
Оскар остался. Мы раздвинули жалобно скрипящий диван и повалились втроем, позолоченный мальчик в середине. Рита тихонько засмеялась.
Конец ознакомительного фрагмента.