Море серебрянного света
Шрифт:
— Майк…? Он рассказывал мне, очень мало. — Было видно, что ей сразу стало неудобно. — Вы уверены, что я не могу вам что-нибудь…?
— Давайте! — Рэмси почувствовал, что от его запасов энергии не осталось ничего. — Я сижу здесь и слушаю, как этот человек говорит мне, что он — инопланетянин. А тем временем вокруг говорят о сэндвичах. Сэндвичи, ради всего святого!
Кейлин Соренсен нахмурилась и приложила палец к губам. — Мистер Рэмси, пожалуйста, за дверью двое спящих детей.
Рэмси покачал головой, падая на стул. — О, простите, простите.
Селларс улыбнулся. — Разве я говорил о пришельцах, мистер Рэмси? Нет, я сказал, что так меня называли — Человек с Марса. — Он поднес тряпку поближе ко рту, вдохнул, потом притянул руку, окунул тряпку в чашку и опять поднес ко рту. — Это очень интересная история, и, быть может, услышав ее вы
— Даже если вы назовете себя Великим Герцогом Альфы Центавра, — с жаром сказал Рэмси, — не думаю, что все станет более странным, чем уже есть.
Селларс нежно улыбнулся сначала ему, а потом Кейлин Соренсен, которая устроилась на диване рядом с мужем. — Вы все ввязались в очень большое дело. Я надеюсь, что вы понимаете, насколько важно…
Рэмси прочистил горло.
— Да, извините, последнее время я мало с кем общался, за исключением Чо-Чо — и забыл как разговаривать со взрослыми. — Он вытянул перед собой узловатые пальцы. — Уверяю вас, мистер Рэмси, что независимо от того, что случилось со мной потом, я родился человеком. Много кого можно назвать Чужим, и я определенно не пришелец.
На самом деле первые лет тридцать все называли меня пилот — пилот боевого самолета. Я летал за флот США на Среднем Востоке, и позже, во время событий в Тайване, а потом, в мирное время, тренировал новых пилотов. Я так и не женился, и у меня не было особенно близких людей среди моих товарищей, хотя во время боя я доверял им мою жизнь, а они мне — свою. Я жил жизнью морского пилота, и был более или менее доволен ею.
Все это происходило до того, как вы родились, так что вы не помните как умирало то, что называлось пилотируемой космонавтикой — частные консорциумы, которые финансировали большинство проектов, решили, что лучше вкладывать деньги в спутники и далекие шахты, чем помещать настоящего живого человека в корабль и посылать его куда-то там. Кроме того население земли утратило интерес к космосу — лично я думаю, что человеческая раса начала поворачиваться лицом к себе. Но идея колонизации других миров еще не полностью умерла, и один не слишком громкий проект шел вперед даже после того, как все остальные, более громкие, положили в долгий ящик. Фактически он тоже получал деньги от частных компаний, но формально он был под контролем правительства Соединенных Штатов, и все это происходило в те дни, когда у ООН не было своей космической программы.
Полетело слово, что военные летчики, не имеющие семьи и желающие поучаствовать в чем-нибудь очень опасном, оцениваются для какого-то проекта, который называется ПЕРЕГРИН. К тому времени мне надоело обучать летать, я слегка устал от такой жизни, и хотя я подозревал, что уже немного староват — все, что я слышал, говорило об очень жестком отборе, в первую очередь по физическим параметрам, а это обычно означало рефлексы — я решил, что могу попробовать. — Селларс опять улыбнулся, на этот раз смеясь над собой. — Когда я обнаружил, что по результатам отбора вошел в первую дюжину, то очень впечатлился самим собой.
Я бы с удовольствием рассказал всю эту историю в деталях, потому что это интересно само по себе, и еще потому, что никто не знает о ней правды, кроме меня. Не осталось ни книг, ни документов в сети, ни записей разговоров. Но вы все устали, поэтому я буду краток. ПЕРЕГРИН оказался новым подходом к исследованию человеком космоса, программой, которая позволяла людям не только путешествовать на долгие расстояния — в анабиозе, но с бодрствующим сознанием — но также давала возможность исследовать планеты значительно лучше, чем старомодная астронавтика. Они интересовались несколькими планетами — сейчас я помню только одну вокруг "70 Девы". Впоследствии оказалось, что многие из этих сигналов были неправильно интерпретированы, да и человечество потеряло интерес к космическим исследованиям — позор, по-моему — но в то время все было возбуждены и горели энтузиазмом. В любом случае даже тогда у нас в руках были инструменты, которые могли обследовать планеты значительно более тщательно, чем живой человек, но люди, стоявшие во главе программы, думали, что они никогда не получат достаточного финансирования и поддержки прессы, если не послать настоящего, дышащего воздухом человека, который рискнет жизнью ради всей человеческой расы. Вы сами легко можете сочинить такие речи, а?
Итак, ПЕРЕГРИН. Нас привезли в Санд Крик, секретную базу в Южной Дакоте…
— Я слышал о ней, — медленно
— Конечно слышали. Об этом говорили многие годы. Но все, что вы слышали, очень далеко от правды. — Селларс закрыл глаза. — Где я? А, да. Нас подвергли очень сложной обработке, чтобы сделать способными на любое физическое усилие и — более важно — связали наши сознания с системой бортового компьютера. Сейчас почти не услышишь это слово, "компьютер". Они — часть всего. А раньше это были такие ящики вместе с клавиатурой. — Он покачал головой, и это выглядело так, как будто сухой подсолнух закачался на своем стебельке. — Технология еще не была такой продвинутой, в конце концов это было почти пятьдесят лет назад. Мне сделали множество операций — встроили микросхемы прямо в скелет, имплантировали различные устройства, вы сами можете назвать их. Теперь люди считают само собой разумеющимся, что они могут связаться с сетью при помощи нейроканюль, но тогда мысль о том, что человеческое существо может получать данные из компьютера прямо в мозг, казалась научной фантастикой. Везде, за исключением Санд Крик, где делали это на самом деле.
Вот так… вот так они построили меня. Скорее перестроили, усилили мои кости, защитили кожу и различные органы, которые теперь стали лучше переносить повышенную гравитацию и радиацию, имплантировали крошечные химические насосы, которые автоматически добавляли кальций и другие важные элементы в мое тело, если я долго находился в невесомости… и все в таком роде. Но они пошли еще дальше и буквально прошили меня — от головы до пяток, как рождественскую елку. Они использовали новейшие сплавы и полимеры — хотя сейчас, когда молекулярная инженерия так сильно изменилась, то, что они ввели в меня, кажется глубокой древностью. Но в то время добровольцы ПЕРЕГРИНА были произведениями искусства. Вот тогда я впервые узнал и полюбил Йитсa — строчка об императорских механических птицах из "Плавания в Византий" осталась со мной на всю жизнь:
Мне не даёт неверный глазомер
Природе вторить с должною сноровкой;
Но способ есть — на эллинский манер
Птах создавать литьем и тонкой ковкой.
(* Перевод с английского Е.Витковского)
Он на мгновение остановился, потеряв мысль. — Я не могу передать вам, что почувствовал, когда в первый раз закрыл глаза и оказался в сети. Тогда сеть была крошечной и примитивной, ранние дни виртуального интерфейса, и все же… Все же…! Не покидая Земли мы стали исследователями, и летали там, где остальные ползли. Мы, добровольцы ПЕРЕГРИНА, начали говорить о сети между собой так, как если бы это было место, вселенная, куда остальные могли попасть ненадолго, как туристы, глядящие через изгородь, но которое по-настоящему принадлежало только нам. Когда вы плывете через информационные потоки, как через настоящее физическое пространство, когда у вас постоянный доступ, вы начинаете видеть все по-другому, и изучать по-другому… — Его голос стал скрипучим и сухим, он остановился и быстро вдохнул воду из тряпки. — Я пообещал, что не буду отклоняться, верно? Прошу прощения. В любом случае наши корабли строили в то же самое время, что и нас — можно сказать параллельно — и каждый из них был особым, подстроенным под наши физиологические возможности. Они были маленькие и очень сложные: основные двигатели, работавшие на антиматерии, давали возможность летать на длинные расстояния, но были и альтернативные, менее мощные, использовавшие, например, солнечный ветер. Каждый из них предназначался для одного из нас, и каждый был назван по имени какого-нибудь исследователя — Фрэнсис Дрейк, Мэтью Пири. Сейчас я уже позабыл все их имена, и это очень печально. Мою малышку звали Салли Райд.Прелестное имя для корабля, и каким же прелестным кораблем она могла быть — моя невеста, вы можете сказать, у нас был бы постоянный медовый месяц. Но все пошло совсем по другому. У нас было только несколько тренировочных орбитальных полетов, прежде чем… О, мой дорогой, я утомил вас?
Майкл Соренсен сладко спал, сидя на диване, положив голову на плечо жены. — Он очень устал, — сказала она извиняющимся тоном, как если бы он пропустил карточную игру с соседями. — Кроме того он все это знает, да?
— Все кроме некоторых деталей, — мягко сказал Селларс. — Я уверен, что с тех пор, как мы познакомились, он несколько раз заглядывал в мой файл.
— Мне вас рассказ кажется совершенно замечательным, — уверила она его, хотя тоже выглядела очень усталой. — Я… я ничего этого не знала.