Море согласия
Шрифт:
— Я имею поручение встретиться с ханом Хивы с глазу на глаз. Я ему скажу, зачем сюда приехал, но не вам...
Ханский вельможа потоптался на месте. По его лицу пробежала жалкая улыбка. Еш-Назар, напротив, пренебрежительно оглядел Муравьева, сказал с упреком:
— Зря боишься, посол...
Шейх-уль-ислам слащаво улыбнулся, заглянул капитану, в глаза:
— Я — шейх Кутбэддин — глава правоверных мусульман Хивы — обещаю тебе хорошее обхождение и ласку хана, если отдашь письмо...
— Простите, шейх, — чуть Строже ответил Муравьев. — Я уже сказал вам, что обязан встретиться лично с ханом и требую аудиенции.
После этих слов ханский
Хозяин крепости, Ходжа-Мехрем, пока шел разговор с урусом, осматривал свои владения. Он не зашел в дом. Уезжая опять в Хиву, остановился у ворот и подозвал Атчапара:
— Посади урусов в сарай, отец... Чай не давай, воду— один раз в день. Такова воля повелителя...
Старик склонился перед сыном. Ходжа-Мехрем повернул коня и уехал.
Вечером русских переселили в сарай и привязали возле двери собаку...
ЗНАТНЫЙ ГОСТЬ
Той заканчивался. Уже не состязались пальваны и конники, не стреляли из луков лучники. Опустели котлы, поставленные вдоль длинного окопа, на краю кочевья. Когда-то из этого окопа гасанкулийцы отбивались от врагов, наседавших на кибитки. Теперь они в эту траншею свалили бараньи кишки, и стаи собак дрались в ней. На месте, где резали овец, кровяные пятна обложили охапками верблюжьей колючки, зажгли костры, «иначе прилетят джины на пир, будут вылизывать кровь и могут у кого-нибудь поселиться в кибитках».
Свадебный обряд от начала до конца проведен был, как надо. По прибытии киржимов в Гасан-Кули, от берега до кибитки оругой (Оругой — кибитка, предназначенная для молодоженов), куда направилась свадебная процессия, сыпались яа головы идущих монеты, пшеничная мука, сладкие лепешечки, кусочки сухой дыни, сушеные груши, яблоки, кишмиш. Родственники Кията не жалели ничего. Процессия прошла по кочевью и остановилась у входа в оругой.
Как и подобает, двери кибитки оказались изнутри закрытыми. Пришлось распорядителям — Махтум-Кули-хану и ийгит-эне — просить тех, кто заперся в кибитке, чтобы побыстрее открыли. Оттуда слышались голоса. Засевшие в кибитке требовали подарки. И Махтум-Кули-хан пообещал каждому дать серебряный тюмен-падша. В кибитке оказались хитроумный слуга Кията — Атеке и его родственник, Оба получили положенное.
Были игрища: скачки, «гореш», яглыга-товусмак. По-царски угощались гости. В свадебной кибитке распорядители соединили мизинцы Тувак и Кията: на веки вечные стали принадлежать они друг другу. Получили новобрачные напутствия: «Не позволяй, Кият-ага, своей нареченной браться за повод и вести верблюда, покрытого лишаями, не позволяй есть лепешки из ячменной муки». После напутствия все покинули кибитку, оставив Кията и Тувак одних.
Отшумел той, прошло несколько ночей. Тувак, поникшая и осунувшаяся, сидела в окружении женщин и почти не. выходила на свет. Трудно мирилась она со своей участью. Не сомневалась ведь девушка, что жить ей всю жизнь в объятиях молодого пальвана Кеймира. А вышло вон как. Старик шестидесятилетний, костлявый, седой, с грозным нравом, забывший что такое доброта, сломил ее как тростинку, напился молодого соку. Теперь он и сам будто помолодел. Слышался в соседней кибитке его веселый возбужденный голос.
Кият в обществе своего мусаиба Махтум-Кули, Тангры-Кули-хана, Артык-хана, Мамед-Таган-кази и родственника Булата проводил приятнейшие утренние часы. Вели непринужденный разговор о скачках, о лошадях, о джигитах. Ни Кияту, ни
Ханы переглянулись. Кият насупился.
— Веди сюда...
Вошли два воина. Кият услужливо предложил им сесть за сачак. Оба сослались на то, что уже позавтракали, к тому же нельзя им терять ни минуты: таков приказ Султан-хана Джадукяра.
— Джадукяр?— строго спросил Кият и поднялся. — Что от меня надо Джадукяру?
Воины переминались с ноги на ногу. Один из них несмело сказал:
— Султан-хан просит яшули Кията пожаловать к нему, в юрт Махтум-Кули-хана. Там он остановился со своими людьми.
— Почему же он ко мне не приехал?— спросил Кият.
— Об этом он ничего не сказал. Только велел передать: если Кият-ага не примет приглашение, то судьба русского посла будет решена так, как того захочет Джадукяр.
Кият вздрогнул. По лицу его разлилась мертвенная бледность. В считанные секунды он сообразил, что капитан Муравьев находится в смертельной опасности, придется немедленно ехать. Кият спросил, кто же дал право Джадукяру нападать на туркменские караваны, отправляющиеся с товарами в Хиву. Воины ответили, что Султан-хан на караваны не нападал, а приехал к Кияту по поручению самого Мухаммед-Рахим-хана.
— Вах, валла! — удивленно в один голос воскликнули ханы.
— Ладно, сейчас поедем, — сказал Кият, выводя хивинцев из кибитки...
— Помнит Джадукяр меня, — удивился Махтум-Кули-хан.— Шесть лет прошло, а все помнит! Ох и рубили мы с ним рейятов под Астрабадом. Потом звал он меня с собой на службу к Мухаммед-Рахиму. Я отказался. Джадукяр — без родины... Говорят, он уйгур. А у меня — родина. Куда от родной земли подашься...
Кият ревниво взглянул на Махтум-Кули-хана. Не понравилось старику, что так хорошо хан говорит о хивинце. Еще неизвестно, чем встреча с ним закончится. Кият приказал Атеке поднимать в седла всю дружину и пригласил участвовать во встрече с Джадукяром всех, кто сейчас находился в кибитке.
После недолгих сборов, четверо иомудских предводителей, слуга Атеке и дружина Кията выехали из Гасан-Кули. У берега Атрека они свернули на восток и поскакали вдоль камышовых зарослей по пыльной дороге. Кият ехал молча. Страшные мысли связали его язык. Сейчас он всецело зависел от Джадукяра. Если Султан-хан скажет хивинскому владыке, что русский приехал с умыслом, то Муравьев оттуда живым не уйдет. Если казнят Муравьева, то не вернется Якши-Мамед, оставленный на корвете заложником. Русские засадят его в острог, а Кият навсегда потеряет доверие ак-паши. Мало того: могут заподозрить, что Кият специально заманил русского в западню. Потеряв доверие, Кият потеряет и надежду стать хозяином Прибалханья и Челекена. Русские оттолкнут его от себя как вероломного человека, а мусульмане объявят его вероотступником, очернившим священное знамя пророка. Не будет места Кияту на земле: ни здесь, ни в чужом краю.
Только теперь он понял, как зависим от русских, как далеко зашел в своих связях с ними. Выходило так: Кият, чтобы не пропасть самому и не дать погибнуть сыну, должен был выручить Муравьева. Любым способом, только не ссорой с Джадукяром, иначе успеха не будет. И Кият беспрестанно думал.
В кочевье Махтум-Кули-хана приехали после полудня. Джигиты Джадукяра обедали на задворках за кибитками. Сидели на кошмах. Кони были привязаны к деревьям, к плетням аилов. Кият предусмотрительно велел своей дружине расположиться подальше от хивинцев.