Море
Шрифт:
— Вы хотели поговорить о заводе? — спросил Татар.
— Разумеется, — ответил Эмиль, продолжая возиться с мельницей.
— А о чем именно?
Так просто. Поговорить — и все. Спросить, например, у господина управляющего, доволен ли он нынешним руководством предприятия?
— Нисколько!
— Наши мнения совпадают, — произнес Эмиль и развалился в кресле. Насвистывая мотив «Голубого Дуная», он в такт вертел ручкой мельницы. — Совершенно совпадают. Кое-кто из моих партийных дружков уже говорил, что мне, как представителю хунгаристской партии, следовало бы немножко присмотреть за делами.
— О да, разумеется.
— Ну так вот, вы, как один из руководителей предприятия, могли бы кое в чем проинформировать меня.
— Простите, Эмиль, я крохотная песчинка, — запротестовал управляющий. — Если бы вы присутствовали на заседании дирекции, то могли бы сами убедиться, что я не имею права голоса. Все мои лучшие предложения не встретили одобрения. Кто выступил за военные поставки для немцев? Я. Карлсдорфер оборвал меня. Кто хотел продать Ганц-Ендрашика? Я. Карлсдорфер запротестовал. Карлсдорфер — это настоящий люцифер. А дирекция? Одни скоты бессловесные. Разве они заинтересованы в тотальной войне? Нисколько!
— Хм, что ж, Карлсдорфер тоже может расстаться с креслом генерал-директора. Если бы он даже прирос к нему, то и это бы его не спасло, — сказал Эмиль.
Старший Паланкаи перелистывал журнал «Эдедюл вадюнк», делая вид, будто не прислушивается к разговору.
Татар на минутку умолк.
— Как вы думаете, господин управляющий, что можно было бы предпринять, если бы Карлсдорфер подал в отставку?
— Подал в отставку? Он ни за что этого не сделает.
— Представьте себе, обстоятельства могут сложиться так, что он с радостью откажется от поста генерал-директора. Например, если узнает, что это спасет его от тюрьмы. А?
— А не проще посадить его в тюрьму, раз этому человеку интересы тотальной войны…
— Послушайте, до чего же вы стали рьяны, — насмешливо произнес Паланкаи. — Конечно, ничего не стоит и посадить этого дряхлого старика, но зачем нам посвящать в это дело посторонних, когда мы, как говорится, своей семейкой справимся.
— А что же вас интересует?
— Каков будет следующий шаг, если Карлсдорфер подаст в отставку?
— Потребуется найти подходящего генерал-директора, который, учитывая интересы военного производства, согласится…
— …Доходные дома, машины обратить в деньги, автомашину пригнать из Шомоша в Будапешт и движимое имущество переправить на запад. Верно?
— Совершенно верно, — согласился Татар. — Но где взять такого человека? — спросил он, улыбаясь и цинично подмигивая.
— Во всяком случае, им должен быть тот, кто хорошо знает дела предприятия… то есть ни в коем случае не посторонний, — ответил Паланкаи младший и пристально посмотрел управляющему в лицо.
— Разумеется, — одобрил Татар.
— Предприимчивый, решительный, вполне зрелый человек, — вмешался в разговор Паланкаи-отец.
— Верно, — произнес Татар, вытягиваясь.
— Чтобы он имел связи…
— Согласен.
— Чтобы он считался с интересами остальных членов дирекции.
— Само собой разумеется, — улыбнулся Татар. Искусственные, чересчур белые зубы делали его улыбающееся лицо каким-то неестественным, страшным. — Ну, тогда, дорогой Эмиль, перестанем играть в прятки. Я одобряю ваши планы и очень благодарю за доверие.
— Я рассчитывал на вас, дядя Дгори, — ответил Эмиль и запросто похлопал управляющего по плечу.
— Вы будете следить за моим сыном, — отложил в сторону газету Паланкаи старший. — Я, к сожалению, не могу оставаться при нем, но вы, как один из членов дирекции…
— Кто, кто? — оторопел Татар.
— По-моему, директор, — произнес Эмиль.
— Прекратите шутки. А кто же будет генерал-директором?
— Я, — заявил Паланкаи-сын и, скрестив ноги, подавшись вперед, посмотрел на управляющего.
— Вы? Да ведь вы несовершеннолетний.
— Я перевел Эмиля в совершеннолетние, — сладко улыбаясь, ответил за Эмиля его папаша. — Если желаете, господин управляющий, могу показать выданный министерством внутренних дел документ.
— Что вы… не беспокойтесь, я и так верю, — промямлил Татар и, выпучив глаза, уставился на вдруг повзрослевшего Паланкаи, корчившего ему насмешливую мину.
В голове Татара мысли проносились с быстротой молнии.
А что, если побежать сейчас к Карлсдорферу и рассказать, что замышляет против него Паланкаи? Глупость. Нилашистский министр Габор Кемень — друг и приятель Паланкаи, а может быть, и сам Салаши его кум. Карлсдорфер не в силах что-либо предпринять. К тому же, чем он объяснит его превосходительству свои переговоры на квартире у Паланкаи? Кстати, здесь и папа, бывший бургомистр, он тоже, кажется, проходимец первой марки. Как это ему взбрело в голову переводить Эмиля в совершеннолетние? Очевидно, здесь действуют серьезные силы. Остается одно: сторговаться с ними, и как можно выгоднее. Ведь Эмилю не обойтись без его помощи. Чути тоже располагает акциями, а у него хранятся ценные бумаги Императора.
— Кофе? Коньяку? — спросил любезный хозяин дома.
— Я лучше выпью стакан воды, — ответил Татар. — Рассказывайте же, на каких условиях вы собираетесь со мной сотрудничать.
— Договоримся на джентльменских началах, дядя Дюри. Мы же люди порядочные.
— Именно поэтому составьте договор в двух экземплярах, дети мои, — посоветовал старик, пододвигая к себе бутылку с коньяком.
— Генерал-директор Эмиль Паланкаи младший. Директор-администратор Дердь Татар. Согласны?
— Хорошо, — коротко ответил Татар.
— Не будьте вы таким сердитым, старина. Разве прежде вам каждый день предлагали пост директора?.. Члены дирекции… Постойте… Скажем, папа… Чути придется оставить, У кого еще имеются акции?
— Это не имеет значения, — ответил Татар. — Кое у кого из дальних родственников Ремера. Они все равно не придут на общее собрание, их уже или угнали, или запрятали в гетто.
— 1 огда возьмем моего друга, доктора Жилле. В крайнем случае подарим ему десяток акций. Его отец работает главным адвокатом Национального банка, вот он и переведет на нас все имущество.