Море
Шрифт:
Чтоб спуститься вниз, Агнеш решила воспользоваться веревкой, которую сплела в первые дни своего заточения. Но поблизости ничего не было, за что она могла бы привязать конец. Вверху торчали повисшие балки, стена напротив наклонилась: казалось, стоит притронуться к ней пальцем, и она обрушится. Можно было бы прикрепить конец веревки к батарее, но она была довольно далеко от окна. После минутного раздумья Агнеш отбросила веревку в сторону и украдкой выглянула из оконного проема. Посмотрев вниз на тротуар, она решила спуститься на четвереньках по куче щебня.
Вот и пришло время, о котором она мечтала целых четыре месяца! Она снова будет ходить по улице, покинет мрачное, холодное убежище, где ей пришлось пережить столько ужасов и страданий. Но вместо грезившейся ей радости, вместо озаренной солнцем, счастливой свободы ей грозили неведомые опасности, страшная, темная западня, бесконечный, ужасный артиллерийский обстрел.
Еще можно подумать, не лучше ли остаться здесь, мирно распластаться на полу, уснуть в объятиях холодной ночи. Но нет, нет. Ноги ее уже зашевелились, руки хватались то за кирпичи, то за выступы штукатурки; Агнеш осторожно начала спускаться. Она захватила с собой лишь «Подмененные головы», единственное свое сокровище, подарок Тибора. Ей пришло в голову, что стоило бы еще кое-что взять с собой — одеяло в отделении красителей, но она, не останавливаясь, продолжала сползать вниз; тяжело переводя дыхание, почти не помня себя, она то замирала на месте, то ускоряла движение. Прошло, пожалуй, минут пять, и вот она уже на земле.
Шатаясь от головокружения, обессиленная Агнеш попыталась встать на ноги. Ей почему-то почудилось, что она ранена. Но ни боли, ни крови не было. Она снова попыталась встать. И снова неудачно. От ужаса ее бросило в холодный пот.
В легкие врывался холодный воздух, причиняя резкую боль, она вся тряслась, словно ее била лихорадка. А что, если у нее не хватит сил подняться на ноги?
Раньше ей и в голову не приходило, что после перенесенного голода, неподвижного лежания, после месяцев, проведенных в закрытом помещении, она лишится сил, сердце будет биться учащенно, с перебоями, ноги станут подкашиваться, голова кружиться, перед глазами будут прыгать цветные круги. Теперь она сидела возле обледенелых, присыпанных снегом развалин дома не в состоянии даже бояться.
Рядом опять пробежали солдаты. Надо было бы позвать на помощь, но у нее пересохло в горле. А вдруг она онемела! Да, наверняка онемела, ведь за четыре месяца она ни разу не разговаривала с людьми. Ей хотелось закричать, но из горла вырывались только сиплые звуки! Агнеш отползла по щебню полметра в сторону и от бессилия и горечи заплакала. Почему она не погибла в огне, под бомбами? Неужто ей посчастливилось спастись только ради того, чтоб замерзнуть здесь, погибнуть от голода или попасть в руки немцев?
Агнеш распласталась на куче битого кирпича и широко раскрытыми глазами старалась рассмотреть улицу, но окутывавшая все мягкая темнота была непроглядной. Ни единой полоски света, ни единой звездочки на всем небе. Если бы у нее были силы молиться…
Боль от холода Агнеш чувствовала все меньше и меньше. Она обмякла, руки и ноги ее постепенно онемели. Веки отяжелели. «Ну, вот я и замерзну, — подумала она без всякого страха. — Замерзну… А мне ведь только двадцать два года».
Время перестало существовать. Ей было совершенно безразлично, часы или минуты лежит она на щебне. Смерть стояла рядом, приближалось небытие.
Эту тупую, умиротворяющую тишину внезапно нарушил хриплый мужской голос. Костистая рука схватила ее за плечо, на нее смотрели чьи-то блестящие глаза.
— Почему вы здесь лежите?
Губы Агнеш беззвучно зашевелились, преодолевая боль в пересохшем горле, она прошептала:
— Мне плохо.
— Где вы живете?
Но у Агнеш уже не было сил ответить. Она почувствовала, как мужчина сильными руками поднял ее, обхватил талию и с трудом куда-то потащил. Обессиленная девушка молча терпела, не испытывая ни страха, ни удивления.
— Попробуйте идти, — тихо произнес мужчина.
Агнеш, делая над собой страшные усилия, время от времени пыталась пройти несколько шагов. Ноги ее подкашивались, и она, почти в беспамятстве, падала вперед. Незнакомый человек вел, тянул ее куда-то далеко-далеко, наверное, через весь город. Вдали полыхали огни, все казалось смутным и непонятным. Может быть, это вовсе не явь, а только сон.
Они добрались до каких-то ворот; мужчина потащил ее через бесконечно длинный двор, помог спуститься по ступенькам в подвал головокружительной глубины, пропахший свечами и потом. Затем пробирались по бесконечным, продымленным, мрачным коридорам.
Мужчина распахнул дверь. Это был простой дровяной склад, на полу лежала куча угля, а в стороне высились штабеля дров.
— Подождите меня здесь, — сказал мужчина и, усадив Агнеш на дрова, исчез.
Агнеш пришла в себя лишь после того, как мужчина снова появился и стал поить ее теплой жидкостью, но не из стакана, а прямо из бутылки. С трудом переводя дыхание, она глотала эту жидкость, у которой был какой-то приятный вкус, почему-то напомнивший ей домашний уют. Слезы невольно брызнули из ее глаз, и, вместо того чтоб поблагодарить, она с радостным недоумением произнесла:
— Кофе.
Дверь подвала снова захлопнулась, но глаза Агнеш настолько привыкли к темноте, что она уже ясно видела одеяло и кусок хлеба, которые оставил ей неизвестный мужчина. Агнеш нащупала две большие доски, положила их на уголь и, усевшись на досках, закуталась в одеяло. Волнения до того утомили ее, что она снова забылась. Так проходили часы, дни. Наверху, не утихая, свирепствовала война, грохотали орудия, от рвущихся где-то рядом снарядов содрогались стены подвала, осыпалась покрытая паутиной грязная штукатурка, поднимались тучи угольной пыли, воздух становился удушливым, густым и черным. Вблизи по коридору ходили люди, слышались их голоса.
Через какое-то время мужчина снова стоял перед ней. Он положил на дрова карманный фонарь. Тусклый свет упал на низкий потолок, обнаружил сеть паутины и готовый отвалиться кусок штукатурки.
— Сможете дойти домой? — спросил мужчина.
Агнеш утвердительно кивнула головой и сказала, куда надо идти.
— Довольно далеко, трудновато вам будет. Давайте подождем еще денька два, пока вы наберетесь сил.
— Нет, сейчас, лучше сейчас…
В воображении Агнеш вырисовывается старый дом: вот ее добрые соседки, мать на кухне готовит ужин, отец возвращается с завода, братья голодны как волки, они поднимают крышку кастрюли — не терпится скорее узнать, что их ждет на ужин… Вот ее комната… швейная машина мамы под вязаной скатеркой. Какая красивая скатерка, боже, как хочется домой.