Море
Шрифт:
Однажды Агнеш проснулась от грохота замков.
— Эта заперта, — услышала она чей-то голос, — Может, ключ где-нибудь спрятан?
— Зачем тебе понадобилась эта каморка?
— Просто так, надо же что-то делать? Не могу больше выносить безделье. Можно с ума сойти.
Ночью послышался мужской шепот: «Ешь быстрее, пока спят».
Затем снова стало тихо.
Агнеш вот уже больше недели ничего не ела. Пульс то замирал, то бился учащенно.
В этот день она тоже многие часы подряд лежала неподвижно. Как только она проснулась, ею овладело неопределенное желание встать, подойти к полке, отыскать спрятанную там банку и, если есть в ней хоть капля воды, утолить жажду. Затем она решила еще раз обыскать ящики письменного стола, полки, может, удастся найти что-нибудь съестное.
Где-то должна быть еда, в этом она совершенно уверена, бог ведь не даст ей погибнуть от голода? Может быть, она не обследовала должным образом склад, может быть, есть еще где-нибудь таргоня.
Но тут она услышала ужасный, душераздирающий женский вопль. Затем еще один. Громыхнули выстрелы. Один. Другой. Стали доноситься крики, стоны, грохот. Снова выстрелы. Все это определенно в отделении красителей.
Что там происходит? О, может быть только одно: начались уличные бои. Гонят немцев! Гонят немцев!
Агнеш воспрянула духом. Обморочное состояние как будто прошло. Она внезапно почувствовала в себе силу и, чуть пошатываясь, села. Затем нашла брошенные на пол ключи, встала на подкашивающиеся ноги и подошла к двери отделения красителей. Шум во дворе утих. Агнеш уронила ключ и с трудом подняла его дрожащими руками. Когда дверь наконец отворилась, ею овладела такая усталость, будто многие дни подряд она без передышки занималась каким-то трудным делом, стирала белье или рубила дрова.
В красильном никого не было. На полу валялись две книги и несколько одеял. Да ведь тут были люди! Может, они и сейчас еще здесь? Стало быть, она не бредила!
Боже! Там, на полке… на полке… хлеб! Агнеш сразу забыла обо всем на свете. Два куска хлеба, кусок колбасы и вареное яйцо! Какое сокровище!
Нисколько не задумываясь, кому все это принадлежит, кто его принес на склад, она села на бочку из-под краски и обеими руками принялась разламывать хлеб. Затем, выпучив глаза, с жадностью стала набивать кусками рот и, задыхаясь, глотать почти не пережеванную пищу. Она даже не чувствовала вкуса, а только испытывала неукротимое, яростное желание глотать еще и еще.
Агнеш забыла обо всем. Забыла об осторожности, забыла об опасности и только ела. Она даже не слышала рева сирен, не слышала приближения самолетов.
С улицы послышался страшный грохот. Какой-то самолет низко кружился над зданиями. Из крыши соседнего дома вырвался к небу столб дыма и пламени. Агнеш выпустила из рук остатки хлеба и уставилась в окно. В следующий момент она увидела на небе огненную полоску. Казалось, будто вихрем падала вниз зажженная свеча, устремив свое пламя к земле. Затем закачался пол, раз, другой, еще и еще…
Агнеш пошатнулась и не успела еще осознать всего происходящего, испугаться, как стекло огромного окна с лязгом посыпалось на пол. Через зияющий оконный проем ворвалась пыль, повалил дым и ледяной воздух. Агнеш услышала новый треск. Простенок отделения красителей и конторы рухнул, а вслед за ним обвалилась и выходившая на улицу стена конторы. На то место, где час назад неподвижно лежала девушка, навалились пудовые глыбы. Развалины похоронили под собой ее меховое одеяло. Только одни «Подмененные головы» остались целы и невредимы.
Что со мной будет? — в страхе подумала Агнеш.
На полке Агнеш нашла еще немного еды, завернутой в газету: два ломтика хлеба и между ними кусочек сала. «Отложу на завтра, — решила она, но тут же принялась жевать. — Я могла бы съесть весь мир».
Проглотив хлеб и сало до последней крошки, она снова пришла в отчаяние. Здесь ей больше оставаться нельзя. Никоим образом. Стало так холодно, что за ночь она замерзнет.
Кто мог забыть здесь пищу? Кто здесь прятался? Неужели им удалось спастись? Неужто русские вошли в город? Или, может быть, тех, что были здесь, обнаружили нилашисты? Но почему же ее не заметили?
Агнеш нашла на полке обрывки газеты. Попробовала было прочесть заголовки, но было так темно, что она с трудом разобрала лишь отдельные слова. «Вождь нации повелевает». Кто такой? Кто он, этот вождь нации? «Вождь нации Ференц Салаши сегодня утром…» Боже, что происходит на свободе? Салаши — главарь нилашистов. Значит, Хорти уже не управляет государством?
Агнеш продолжала стоять в своем разрушенном убежище. Не было больше ни продуктов, ни жилья. Что же делать? Здесь оставаться нельзя.
А что, если ей вернуться домой?
В городе полнейший хаос. Кто станет сейчас искать ее за какие-то необдуманные слова? Может быть, Татар, Паланкаи и весь завод уже давно эвакуировались в Германию. А если нет? Все равно! Здесь ей не вытерпеть и одних суток. К тому же, немного утолив голод, она почувствовала в себе столько сил, что их хватит на то, чтоб дойти до дому. Кто бы ни оставил здесь пищу, пусть ему бог воздаст сторицей за это.
Некоторое время она еще оставалась в разрушенном складе, но уже с мыслью, что решение принято: это единственный выход, надо пробраться домой.
Несмотря на то, что было еще рано — шесть или семь часов вечера, — повсюду царила кромешная тьма. На улице из гражданского населения почти никого не было; трамваи тоже ходили все реже и реже. Только немецкие солдаты в серых шинелях пробегали один за другим да шныряли легковые военные автомашины; непрерывно раздавался грохот, содрогалась земля.
Итак, надо отправляться.
Агнеш медленно приблизилась к полуобвалившейся стене. Под ее нетвердыми ногами шуршали кирпичи, щебень. Оконная рама упала на мостовую и с треском рассыпалась. Никто даже не обратил на это внимания.