Морфы
Шрифт:
Но Василиса задумчиво уставилась в потолок, и я уверенно продолжила свое «если бы».
– В этом фильме есть главный герой и вы...ну как получше объяснить... его подружка, - кажется, я немного покраснела. Хотя я заметно охладела к Андрею, но не настолько, чтобы не алеть щеками от одной только мысли о том, что я могла быть для него подружкой. С другой стороны, он же вроде бы говорил о любви, когда пытался спасти меня. Раз за разом неудачно, конечно, а в последний раз вовсе не узнал и обругал, но у каждого свои недостатки. Мы с ним не так хорошо знакомы.
– Обычное дело, - кивнула
– У главного героя или подружка или лучший друг постоянно умирают первым. Я угадала?
Повезло мне с подругой. Сразу с порога разложила все по полочкам, и объяснения уже особо никакого не надо. А ведь это она мне всегда в укор ставит, что я всё сортирую и анализирую. Сама-то недалеко ушла! А главное, как вовремя. Как раз, когда моя голова совершенно отказывается соображать!
– Совершенно верно, - со слишком явным облегчением воскликнула я, но подруги вроде бы ничего не заметили.
– И вот как сделать, чтобы не умереть?
– Можно попробовать стать главным героем и выжить, - предположила Васька задумчиво.
– Хотя это довольно сложно.
Мысленно я с ней согласилась. По существу, не просто сложно, если говорить о моей реальности, а невозможно. Сон снится Андрею, а не мне. Я, конечно, могу ему отомстить и попытаться увидеть сон с ним. Но мне это мало чем поможет.
– Куда лучше убить главного героя. И съесть, чтобы уже наверняка, - с совершенно серьезным лицом закончила Васька.
– Это разом весь фильм сведет на нет.
И непонятно даже, шутит она или и впрямь так думает!
И вот тут Света сказала неожиданно гениальную вещь. С ней иногда такое случается, но всё равно никто никогда не ждет гениальное — и от неё. Она вроде как приложение к нам с Васькой, и только я одна знаю, что не к нам, а к одной Ваське. И вот очередное её откровение.
– На самом деле, ничего не поможет, если сценарист или режиссер фильма решил, что ты должна умереть.
Вот так просто, да. Осталось понять, кто режиссер снов Андрея. Потому как поверить в то, что он сам их такими себе снит — это значило для меня разочароваться слишком во многом.
И вот разбираться почему-то не хотелось. Я окончательно поняла, что интриги и расследования — это не для меня. Хотелось понятного. Хоть на факультет теоретиков переходи! И как назло, с новым полугодием всё становилось еще более далеким от понятного.
Например, вместо занятий по звукам у нас проводили факультатив по снам-минуткам. Отвечать за их логичность, живучесть и прочие качества было не нужно. Критерием оценки результата становилось от противного полная абсурдность этого сна. Варить горы в огромной кастрюле, водить хоровод вокруг лося-пельменя, наматывать на шею радугу — в этих сна было возможно всё. Минусы были тоже — эти минутки хоть и были хрупкие как снежинки, невероятно стремились закрепиться в реальности снов, отчего иногда слипались в ком, перемешивались, и если за ними не уследить, то лось-пельмень мог варить горы в десятках снов, что было совершенно недопустимо.
Так что нас учили распознавать такие слипающиеся сны и разбирать их на составляющие. И пусть это было почти также весело как Золушке отделять пшено от проса, но куда лучше, чем попадать в кошмары и умирать оригинальными и совсем нескучными способами.
Я теперь держалась подальше от библиотеки и комнаты отдыха, подсознательно не желая услышать от Ники или Веста, что ничего сделать с моим случаем нельзя. Одно, когда тебе это говорит взрослый, и совсем другое — услышать это от кого-то близкого по возрасту. Так что я неожиданно стало много времени проводить со своей группой, чем несказанно их удивила.
Вообще-то сначала мне казалось, что обходиться без собственных снов непросто, но вот ночь сменилась ночью, а я даже не пыталась просто спать и видеть сны. И ничего похожего на то, что мне от этого как-то не так. Всё-таки взрослые часто преувеличивают — это факт.
И стоило мне окончательно в этом увериться, как всё пошло прахом. Прямо на уроке я на одну минуточку закрыла глаза, просто медленно моргнула, честное слово!
– и вот. Очутилась рядом с Андреем посреди леса.
Андрей радостно замахал мне топором, словно и не было нашей предыдущей встречи в ущелье. Увы, но дуться и заставлять его признать свои ошибки, было некогда — судя по всему, мы снова от кого-то убегали.
Я обернулась и обнаружила целую свору злющих черных псов. Лохматые и грязные, они сверкали багровыми глазами и свирепо лаяли, размахивая голыми хвостами. Это позже, отмахиваясь от них корягой и отступая всё глубже в лес, я поняла, что хвосты у псов змеиные.
Мои неглубокие познания в действиях вот таких свор сводились к тому, что, раз нападают они на открытой местности, то в буреломе должны отстать или хотя бы поумерить пыл. Наверное, нужно было внимательнее записывать на лекция Кошмарыча или Гиены Огненной — эти твари не отставали до тех пор, пока не выгнали нас снова на открытую местность, которая по совместительству оказалась болотом.
Как назло, именно перед этим Андрей наконец решил показать себя отважным воином и защитником слабых, и один выступил со своим топором против стаи, давая возможность мне отступать дальше, пока я и не попала в зыбучую трясину.
Проклятые собаки словно ждали этого, и с злорадным лаем — я не вру!
– отступили от взмыленного и трясущегося от собственной безрассудности Андрея. Я попыталась выдернуть хотя бы одну ногу из этой хлюпающей грязи, но без особой надежды. И, конечно, совсем не удивилась, когда вместо этого завязла еще сильнее.
Тут и Андрей подоспел, ладно хоть не полез в трясину — тонуть в ней в компании — это было для меня слишком даже после курса Кощея. И потом, суетящийся на сухом безопасном месте сновидец вносил хоть какое-то оживление в неприятной ситуации.
Я попыталась проснуться. Ведь весь фокус был в том, что пусть сон был не мой, но и в нем тоже спала, разве нет? Я сейчас была согласна даже на то, чтобы проснуться не в нашей аудитории в Университете, а в своей постели дома. И даже на физике в моей обычной школе я вполне была согласна сейчас очнуться от сна. Вот вроде бы и не так уж страшно и больно всё это во сне, но проснуться хотелось всё равно. Похоже, зря Кощей на меня смотрел с такой надеждой — не быть мне его ученицей, и получать удовольствие от постоянного умирания во снах я не сумею.