Моролинги
Шрифт:
— Что вы несете?! — возмутился президент.
— Прошу прощения. Мой босс заставляет учить наизусть закон о детекти…детских исправительных агентствах, то есть учреждениях… все время крутится в голове, замучил просто… Забудьте, все что услышали. Надо будет, я повторю заново…
— Вы что, пьяны? — спросил он. — Куда у вас глаза смотрят?
Они смотрели на Шефа, который, стоя позади экрана, делал мне угрожающие знаки.
Стоп, нет, не угрожающие… три пальца… а, понял, тезис номер три.
— На вас, президент, только на вас. Так вот. Счастливчик
Краузли, не раздумывая, бросил:
— С вами свяжутся, — и исчез с экрана.
Шеф молча пошел прочь из кабинета.
— Мне к Бенедикту? — спросил я, догнав его в коридоре.
— Дождемся ответа Краузли, — выдавил он. — Отдыхай.
Хуже такого «отдыха» нет наказания. До вечера я просидел как на иголках. Выяснил только, что если Рунд и придет завтра на семинар, то под чужим именем. Яна намекнула, что Шефу звонил Вейлинг, но о чем они беседовали, она не знала. В семь пришло официальное письмо из «Виртуальных Игр». Оно содержало копию публичного предложения по поводу поимки убийцы Чарльза Корно. Под подписью Краузли стояли подписи всех двенадцати членов совета директоров и три печати.
— Мы этого добивались? — спросил я Шефа.
— Железный человек, — поцокав языком, сказал он.
— Кроме контракта ничего не предали? — снова попытал я счастья.
— Искреннее сожаление, что предложение было сделано публично, а не только нам. Будет жаль, если такого человека придется засадить за убийство.
— А есть улики?
Шеф отрицательно помотал головой.
10
В четыре часа дня в Университете не так шумно и суетливо, как в полдень. После утренних занятий часть студентов уходит в лаборатории и на научные семинары. Студенты поленивей отправляются домой или коротают остаток дня в студенческих кафе на первых этажах университетского комплекса.
Семинар, посвященный судьбе моролингов, должен был начаться в четыре ровно. Я пришел минут за пять до начала. У дверей аудитории я наткнулся на худощавого светловолосый юноша с неприятным, птичьим лицом и наглым взглядом. Он заглядывал в аудиторию, словно кого-то выискивая.
— Бенедикт Эппель? — спросил я.
— Ну, — ответил юноша. Худые руки с рыжими волосками нервно затеребили молнию на куртке.
Я выложил ему байку про статью в «Секторе Фаониссимо» и сказал, что его мне порекомендовал профессор Цанс. Представившись, хотел пожать ему руку, но он демонстративно убрал руку за спину. Тогда я протянул ему визитную карточку.
— У меня есть такая, — сказал он.
— Бенедиктик, не будь таким невежливым, — заступилась за меня невысокая, чуть полноватая девушка с коротко стриженой, яйцеобразной головой. Она неизвестно откуда оказалась рядом с нами.
— Привет, —
— Шишка, — улыбнувшись ямочками, она не то представилась, не то назвала пароль.
У нее были смешливые круглые глаза светло-карего цвета и улыбка того сорта, что никогда не спешит сойти с лица. Полные губы были болезненно-пунцовыми. Черный свитер грубой вязки вязали, вязали, да так и бросили вязать на полдороге. Темная шерстяная юбка доставала до пола и походила на гранитный постамент.
— Шишечка, он репортер, — тремя словами Бенедикт сумел выразить и пренебрежение к репортеру и с нежность к девушке.
— Спасибо, что не назвали меня репортеришкой, — огрызнулся я. — Федор, — и я протянул руку девушке.
Она ее с удовольствием пожала. Бенедикт демонстративно фыркнул и зашел в аудиторию.
Цанс и некоторые из его коллег были уже там. Они сидели в первых рядах и вели оживленную беседу. Бенедикт сначала устроился в последнем ряду, но Цанс его быстро заметил и указал на свободное место подле себя. Бенедикт послушался. Девушка-шишка спустилась следом и села позади Бенедикта.
Я сел в последнем ряду, не желая до поры до времени мозолить глаза Цансу и Бенедикту.
Аудитория наполнялась — в основном молодежью. Надеясь получить автограф, студенты и студентки принесли с собой книги Брубера. Я пригляделся к обложкам. С большим отрывом лидировали «Моролинги», другие романы были представлены одним — двумя экземплярами.
Так, а что если…
Я достал из кармана «Моролингов», взятых из кабинета Корно, открыл титульный лист. Почему я не проверил это сразу: на титульном листе стояла витиеватая роспись автора. Одна только роспись, никакого пожелания. Вероятно, они не были хорошо знакомы. С другой стороны, я с трудом мог представить Корно стоящим в очереди за автографом. Ему было впору самому раздавать автографы поклонникам виртуальных игр.
Появление Эдуарда Брубера молодая публика встретила аплодисментами. Услышав хлопки, профессорско-преподавательский состав лениво повернул головы к проходу, по которому размашистым шагом спускался пожилой, коренастый мужчина с крупным крючковатым носом. Хмурый, сосредоточенный взгляд он сохранил до самой трибуны.
— Прошу извинить меня великодушно, — Брубер пожал руки всем, кто сидел в первом ряду, взошел на кафедру и, изобразив, наконец, улыбку, раскланялся. — Мне кто-то сказал, что семинар начинается в четыре тридцать.
— Кто ж этот штрейкбрехер? — попросил уточнить Цанс.
— В любом случае, он не из моролингов, — дежурно отшутился Брубер, — поскольку моя миссия полностью отвечает их интересам. Я знаю, что интеллектуалы плохо переносят доклады и докладчиков, поэтому постараюсь сократить выступление до необходимого минимума.
Мне не хотелось бы ставить под сомнение честность писателя Эдуарда Брубера. Поэтому будем считать, что он действительно сократил свой доклад. Однако это еще не повод, чтобы приводить доклад целиком. Суть доклада заключалась в следующем: