Морозко или тот ещё подарочек
Шрифт:
Пролог
Посиди с нами, говорили они.
Давай деда помянем, говорили они.
Сволочи лицемерные!
За что? Вот, спрашивается, за что они так со мной? Что плохого я им всем сделала, чтобы стоять сейчас привязанной к дереву, напичканная каким-то отупляющим сознание зельем, увешанная бусами, как новогодняя ель, и ждать своей смерти? А она уже кралась за мной, стелясь позёмкой, и я могла чувствовать её морозное дыхание на своих немеющих щеках.
Кажется, уже совсем скоро…
Где-то вдали завыл волк, и его пробирающая до глубины души песня
– Д-дар д-для чудовища? Разве б-бывают чудовища х-хуже людей?
– зуб на зуб уже не попадал, но несколько смешков всё же вырвалось изо рта вместе с паром, а на глаза набежали предательские слёзы. Если они сейчас застынут на щеках, мне станет ещё холоднее или я уже достигла своего предела?
Впрочем, какая разница будущей покойнице?
Я улыбнулась в последний раз, и кожа на губе окончательно треснула, но этого я уже не почувствовала. А вот слух уловил звон колокольчиков совсем рядом, и он начал приближаться всё быстрее вместе с едва различимым топотом копыт, ввергая меня в необъяснимый транс — даже голоса птиц вдруг стихли, словно кто-то щёлкнул пальцем.
Запряжённые оленями сани остановились на самой границе, где заканчивалась территория людей, и начинался самый страшный лес. Медленно, будто бы издеваясь надо мной, на землю спрыгнула массивная фигура в алой шубе и так же медленно направилась в мою сторону, опираясь на большой посох.
Блин, серьёзно?! Это всё происходит на самом деле?
Пока я пыталась разглядеть того, кто прятался под образом Деда Мороза — садиста, похищающего девушек, он приблизился ко мне и начал рассматривать, будто решал, сгожусь я ему или нет. А потом и вовсе полюбопытствовал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Не будь я привязана, этот посох уже оказался бы там, где этот седовласый монстр меньше всего ожидал его найти, но силы хватило только огрызнуться.
– З-завались, д-д-дедушка!
– Ай-ай-ай, - обходя меня по круг и стуча своей палкой, приговаривал он, а у меня уже в глазах двоилось от холода.
– Ты явно была плохой девочкой в этом году, Настенька… А знаешь, что получают на Новый год плохие девочки?
– Хороших м-мальчиков?
– дерзила я, как в последний раз.
– Ремня по мягкому месту, - сообщил дед совсем иным, совсем не старческим голосом, в одну секунду оказываясь рядом и нагло ущипнув меня пониже спины.
– А у тебя оно ой какое мягкое…
– Убери руки, извращенец!
– Ни за что, - продолжал своё грязное дело тот, щупая и вообще наслаждаясь происходящим.
– Всё это теперь принадлежит мне. Как и ты, девочка…
Погодите-ка, почему этот тембр мне так знаком?
Стоило ему только встать ко мне вплотную, только сверкнуть глазами, в которых бушевала стужа, я запоздало поняла, кто передо
– Ты?!
– А я предупреждал, чтобы ушла со мной добровольно, Снегурка, - о мою щёку потёрлись бородатой щекой, и весь образ старика слетел с мужчины, демонстрируя мне того, кого я отчаянно пыталась забыть вот уже несколько дней и больше никогда не вспоминать. Потому что он разрушил меня, сломал, слепив что-то совсем другое, и как снова вернуть мне себя я совершенно не понимала…
– Будь ты проклят!
– выплюнула из последних сил, но на мою злость у него имелось другое оружие.
– Уже, моя снежная, - было мне равнодушным ответом.
– Уже.
Ледяное дыхание не должно согревать, но когда его губы едва коснулись моих, вдыхая в меня спасительное тепло, я больше не чувствовала, что замерзаю, и сопротивляться этому поглощающему чувству было бессмысленно.
Выбора уже нет — меня принесли в жертву самой зиме, чтобы она пощадила людей, и она заберёт то, что причитается.
1
Настя
Дом, как в моих воспоминаниях, стоял на самом краю деревни. Печальный, брошенный всеми, одинокий. Прямо, какой я себя ощущала всю последнюю неделю.
Я всегда приезжала в это место на краю земли, которое я всей душой нежно любила и столь же люто ненавидела, когда нужно было собрать себя по кусочкам. Здесь меня неизменно встречали лютые морозы зимой и жаркое, но короткое лето, а ещё вечно ворчливый дед, недовольный тем, какой выбор я делаю в жизни раз за разом.
Жаль, сейчас уже никто не встречает.
– Ну, значится, ключи отдал, - напомнил о себе сосед Василий Игнатьевич, исполнивший последнюю волю дедушки и давнего приятеля.
– И это самое… соболезную. Ты, ежели что, девонька, заходи — всегда помогу, чем смогу. Я обещал этому старому хрычу за тобой приглядывать.
Он всегда казался мне странноватым, равно как и все жители маленькой сибирской деревни в глуши. Но, возможно, это потому, что я никогда не считала себя такой, как они?
– Да, спасибо Вам большое. И спасибо, что организовали похороны.
– Да чего уж там — друг всё-таки, хоть и та ещё зараза… Ну, бывай, Настька.
Мужик ещё постоял какое-то время, подёргал себя за седые усы, словно хотел что-то сказать, однако передумал, и, надев шапку, зашагал обратно. Я же, вздохнув, отправилась к небольшому двухэтажному «особнячку» как звал его дед, собственноручно построивший этот дом, когда женился на давно почившей бабуле, и с трепетом взялась за промёрзшую ручку.
– Вот и я.
В выстуженных сенях меня встретила только гулкая тишина, какая бывает в давно пустующих жилищах, но я ещё чувствовала здесь незримое присутствие всегда брюзжащего, хмурого, как осеннее небо старика. Каждый раз едва я приезжала сюда на каникулы, первым делом меня встречал именно дедушка, даже после того, как мы расставались, сильно повздорив, и я возвращалась домой с тяжёлым сердцем. Всё бы отдала, чтобы он сейчас отчитал меня, назвав дурой, а потом бы обнял…