Морриган. Отраженье кривых зеркал
Шрифт:
– Ничего удивительного, – спокойно отозвался Дэмьен. – Просто они привыкли подчиняться правилам, а я – игнорировать их.
– О каких правилах идет речь?
– О масках. Изгоях Пропасти. Вычеркнутых, обезличенных. О тех, кого местные органы правопорядка – серая стража – осуждает за преступления против жителей Пропасти. Они вынуждены носить белую маску, закрывающую полностью лицо, волосы и шею. О тех, кто стал маской, нельзя упоминать в разговоре, их имена нельзя произносить, их деяния, какими они ни были благородными, нельзя вспоминать – общество просто вычеркивает их на срок изгнания – то есть ношения маски, оговоренного серой стражей. И, разумеется, они лишаются права
– Так значит, третья дочь Агнес…
– Третья дочь Агнес – Эмма Фитцджеральд – маска.
Глава двадцать седьмая
Когда Дэмьен, наскоро приняв душ, спустился в гостиную, в руках он держал газету полугодичной давности. Морриган быстро пробежала глазами по строкам. В газете рассказывалось о каком-то благотворительном вечере в замке Фитцджеральд.
– Благотворительный вечер? Здесь? В Пропасти? – изумилась она.
– А чем, по-твоему, мы так кардинально отличаемся от жителей Кенгьюбери? – насмешливо спросил Дэмьен. – Ты наверняка наслышалась сказочек о том, что в Пропасти обитают жуткие черные ведьмы и колдуны, которые могут обратить неугодного в пепел одним взглядом. Где обитают сплошь убийцы, воры и насильники, скрывающиеся от суда Трибунала. Все это – полнейшая глупость. Здесь, как и в Кенгьюбери, есть и благотворительность, и азартные игры, и правосудие…
– Весьма нетривиальное, – пробормотала Морриган.
– Ты удивишься, насколько Нижний город похож на Верхний – когда узнаешь его поближе. С той лишь разницей, что здесь можно применять черную магию, не боясь гончих Трибунала. Но и этому есть предел – серая стража не допускает беспощадного кровопролития и хаоса на улицах города. Просто рамки дозволенного здесь шире, а борьба за власть гораздо более жестока, чем в Кенгьюбери.
– Это я уже заметила, – усмехнулась она.
Взгляд упал на спектрографию под статьей о благотворительном вечере. Все семейство Фитцджеральд в сборе: седовласая Агнес с идеально прямой осанкой и суровым взглядом, несколько надменная Линн, спокойная Оливия и… судя по всему, Эмма – единственная на спектрографии, кто улыбался. Она вообще отличалась от сестер. У нее у одной из всего семейства были серые глаза, круглое личико с румянцем на щеках и красивые формы – что Оливия, что Линн, что сама Агнес были очень худыми, словно высохшими. Ничего удивительного: веретничество – особая школа магии, за принадлежность к которой приходилось серьезно расплачиваться.
Эмма внешне настолько отличалась от Оливии и Линн, что можно было даже предположить, что Эмму Агнес родила от другого мужчины, но ведьминское чутье подсказывало Морриган – причина непохожести сестер кроилась в другом.
– Эмма – не веретница.
– Что? – удивился Дэмьен.
– Посмотри. У всех остальных черные глаза – признак присутствия в них посторонней темной сущности: демона, духа или беса. У Агнес вообще глаза как сама бездна – даже жутко смотреть, того и гляди, затянет. Эмма же чуть полновата, розовощека, со здоровым блеском в глазах – а это говорит о том, что внутри нее не сидит сущность, которая выпивает ее силы. Веретницы могущественны, но им приходится делиться своей жизненной энергией с темной сущностью, и этот симбиоз продолжается на протяжении всей жизни веретницы. Вот отчего Агнес выглядит такой изможденной и постаревшей раньше времени – и это несмотря на то, что она ведьма.
– А Оливия и Линн выглядят получше просто потому, что они меньше взаимодействуют с сущностью, – понял Дэмьен.
– Но Эмма на их фоне выглядит еще более здоровой и цветущей. Она не веретница, в этом я полностью уверена.
– Нелегко признавать, но в черной магии ты разбираешься больше меня.
– Я же черная ведьма, забыл? – усмехнулась Морриган.
– Ладно, хватит попрекать меня моими же словами. Я – такой же человек, мне тоже свойственно ошибаться. – Помолчав, берсерк медленно сказал: – Значит, одна из дочерей Агнес пошла против воли матери. Представляю гнев Агнес.
Морриган кивнула. Для ведьмы невероятно унизительно, если ее сын или тем более дочь не желали идти по стопам матери и выбирали свою собственную дорогу – пусть даже речь шла просто о другой школе магии. Если же дочь ведьмы и вовсе отказывалась от колдовского дара… Это могло закончиться для нее изгнанием из семьи. Либо – при лучшем раскладе – презрением матери, потерей уважения и навсегда испорченными отношениями.
– Но значит ли это, что Эмма отказалась от дара? – задумчиво произнесла Морриган, разглядывая жизнерадостное лицо младшей дочери Агнес Фитцджеральд, теперь скрытое за непроницаемой маской.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Дэмьен.
– Что, если она стала зеркалицей? – Морриган постучала пальцем по губам. – Скажи, кто может снять маску?
– Только серая стража. Это целый обряд, потому что, однажды надетая, маска держится на лице как приклеенная – чары сращивают маску с кожей и костями черепа. Даже при помощи чужой магии снять маску невозможно – разве только, если отрубить голову вместе с ней. Плюс еще нужно расплести печать, запрещающую колдовать – поверь мне, она гораздо серьезнее, нежели та, что я нарисовал на твоей коже. И расплести ее может, опять же, только серая стража. Да и, Морриган, срок Эммы был не таким уж и большим – всего лишь три месяца изгнания из общества и ношения маски.
– Где вообще обитают маски? – продолжала допытываться она.
– Им не запрещено свободно передвигаться по Пропасти, но запрещено заходить в большинство общественных мест. Жителям запрещено разговаривать с маской, помогать ей едой или деньгами. Увидят – накажут по всей строгости закона. Существуют специальные монастыри, где масок кормят бесплатно – в основном, именно там они и обитают. Они и сами сторонятся людей: если серая стража узнает хоть об одном нарушении, срок ношения маски увеличится. А этого не хочет ни один осужденный, поверь мне.
Что-то в его словах заставило Морриган вскинуть голову и внимательно заглянуть в серые глаза.
– Ты был маской?
– А ты проницательна. – Никакой горечи, никакой печали, только насмешливо приподнявшийся уголок губ. – Недолго. Но, поверь мне, быть вычеркнутым из жизни, забытым всеми и обезличенным – самое худшее из всех возможных наказаний.
Морриган не знала, что на это сказать, поэтому предпочла вернуться к делу.
– Ты можешь узнать, когда серая стража осудила Эмму, надев на нее маску?
– Да, конечно. Это среди рядовых жителей Пропасти не принято говорить о масках. У меня есть знакомый среди серой стражи. Если дашь мне несколько минут, я все разузнаю.
Дэмьен снова исчез в одной из многочисленных комнат особняка, оставив Морриган наедине с беспокойными мыслями.
Эмма Фитцджеральд не была похожа на серийного убийцу, да и то, что, вместо веретничества она могла обратиться к зеркальной магии – лишь предположение, ничем пока не обоснованное. Но за свою бытность Охотницей Морриган повидала достаточно, чтобы с уверенностью заявлять: в тихом омуте черти водятся. Зачастую за весьма приятной личиной скрывались безжалостные ведьмы и колдуны. Да и обычные люди, лишенные магического дара, преподносили немало сюрпризов.