Морская инквизиция: Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Наши слабые попытки отбиться от них и призывы к Богу, совести, и чести, возымели прямо обратный эффект. «Добрые» католики, отлично показывали на практике, что они думают о своих братьях по вере, а также о том, можно ли бить беспомощного священника в разорванной старой рясе, больше похожей на тряпки бездомной старухи, и худого, как щепка подростка, которого, качал, казалось сам ветер.
Нет, никто из них не стеснялся бить нас обоих. И старый, и молодой, наполучали от них знатных люлей, что называется – согласно статуса, и долго не могли после этого, подняться на ноги. Классовая так сказать ненависть во
Неприятно проведённый вечер, закончился тяжёлым сном под пальмами. Вот и мечтай потом о райской жизни! Золотой песок, голубое небо, ласковое и теплое море – весь этот набор счастливого отпускника, присутствовал в полной мере. Но извините, не таким же извращённым способом. В детстве я всегда мечтал о море, но бывал там очень редко, и вот попал, наслаждайся!
Утром, очнувшись от тяжелого, но целебного сна, мы были разбужены пушечной пальбой и беготнёй по песку этих проклятых Богом и судьбой флибустьеров. Проклятия и отборная ругань на английском и французском, слышались со всех сторон. Из заложников мы остались одни, несколько женщин, пираты, в конце концов, бросили, вдоволь попользовавшись ими. На нас же у них были туманные планы.
Гасконец с Пикардийцем ругались стоя недалеко от нас, дозволяя нашим ушам в полной мере ощутить их неприкрытую ничем ярость.
– Мердё (дерьмо), этот анфа дёпют ( сукин сын), нас обманул!
– Текю (дебил), ты только сейчас это понял?
– Э та сёр (твою мать), та гёль (заткнись), пюте (бл…), как такое может быть! – Бордель де мерд (сраный бардак), нам надо догонять его, пока он не уплыл далеко.
– Хорошо, тогда поднимай всех французов, пускай поднимают якоря и собираются в погоню.
– Не горячись Жан, нам надо взять с собой продовольствие. У нас мало людей, и не все наши корабли, смогут угнаться за Морганом.
– Мердё, мердё, мердё, хорошо брат, сколько кораблей взял с собою Морган?
– Люди говорят, что он уплыл во главе трёх шлюпов. И многие англичане тоже недовольны разделом, но они не поплывут за ним в погоню.
– Да это ясно, Пьер, но нам надо собираться, мы и так, потеряли много времени.
– Да, пойду собирать своих людей, а ты Жан, можешь забрать вон тех двух засратых пленников. Их бросили, а может, забыли взять с собою англичане, это будет для тебя, хоть какой-то компенсацией убытков.
– Пюте! Зачем они мне нужны?
– Я слышал, что мальчишка сын навигатора, он может быть тебе полезен! Ну, или, по крайней мере, ты можешь использовать их в качестве юнги и палубного матроса, либо трюмных рабочих, для откачки морской воды.
– Хорошо, спасибо тебе брат за совет, мы отправляемся немедленно!
– Удачи!
– Удачи!
После того, как от нас отказался Гнилой Билл, а потом и вовсе уплыл вместе с Морганом, нас избитых и ослабевших от бурно проведённой не по нашей вине ночи, погнали пинками на корабль одного из французских капитанов. Им оказался Жан Ле Гаскон «Гасконец», называвший себя честным флибустьером. Этот был относительно новый десяти пушечный шлюп испанской постройки, захваченный у испанцев.
Нас особо никто не спрашивал, подошли и спросили.
– Как вас зовут испанцы?
– Падре Антонию и кабальеро Эрнандо.
– Да нам насрать, как вас зовут! Ты падре, здесь больше не падре, а будешь нам парить мозги «небесный лоцман», то пойдёшь к морскому дьяволу, а твой череп, послужит эскизом к нашему новому парусу. Будешь зваться Хуаном, а ты «ба» (мелкий) до кабальеро ещё не дорос и до юнги тоже. А потому будешь…
Француз задумался, а это был квартирмейстер Гасконца, и он всё никак не мог подобрать подходящей клички для меня.
– Так, я слышал, тебя звали – Восемь реалов! Но сейчас ты больше стал похож на полреала, а потому, будешь… Ты же родился здесь в Испанском Мейне?
Где уж родился Эрнандо, я и сам не знал, а потому машинально ответил.
– В Москве я родился!
– Где, где, – не понял француз, потом разозлился, – будешь квакать, голову отрублю! Где родился, я спрашиваю? Отвечай?!
– В Панаме, грёбанный ты урод, и твой рот, хотелось бы натянуть на… бутерброд, – не выдержал я, и после слова Панама, добавил от себя по-русски.
Последние слова француз не понял. Не разбираясь, что я ему сказал, он наотмашь хлестнул меня рукой, отчего моя голова метнулась вправо. В голове гулко прогремела колокольным набатом затрещина, и я упал на задницу.
Квартирмейстер, расхохотался от увиденного.
– Ты гачупин, придержи свой язык за зубами, а не то я его сильно укорочу! – и он достал из-за пояса свой нож и провёл им по своему давно не бритому кадыку.
Подумаешь, какие мы крутые, одним взмахом, насрём в семь унитазов махом, – думалось мне от мрачных перспектив. Надоело уже дрожать и бояться. Каждый, чуть что, сразу за нож хватается! Даргинцы что ли через одного. Заманали уже своими угрозами. Перед моими глазами мелькнул образ кладбища с крестами до горизонта, на каждом из которых, красовалось имя и слово «пират».
В голове шумело, а перед глазами мелькали круги и это после того, как нас вчера дважды избили. Добрые флибустьеры, благородные флибустьеры, любвеобильные флибустьеры. Стоп! Это уже лишнее, как бы не сглазить! А то, от этих грязных, диких, и вонючих мужланов всё можно ожидать, в том числе и педофилию. Эх, угораздило же меня, попасть в тело подростка!
Конечно, новые перспективы, жизнь с чистого листа, магия к тому же, гаремы, власть, раздолье. Тьфу, мечты, мечты, а пока по уши в дерьме, избит и забыт. И каждый, абсолютно каждый, норовит сломать мне мой нос.
Зло, взглянув на него, обеими подбитыми фингалами глазами, я сказал: – Тогда я и про карты вам не расскажу!
– Это, про какие карты ты нам не расскажешь, – сразу насторожился француз, – меня, кстати, Пьером зовут!
И почему я не удивлён! – мысленно воскликнул я. Пьер да Жан, Поль и Жак, Шарль и Эжен, Николя да Мишель, ты ко мне, зачем зашель?
– Пьер Пижон! – и он картинно подбоченился, давая возможность себя рассмотреть.
На что там смотреть? Обычный француз невысокого роста, слегка картавый, дочерна загоревший, при этом горбоносый, как и я, только с голубыми глазами и рваным ухом, которое тщательно скрывает под цветастой банданой, явно, когда-то бывшей роскошной женской блузкой, располосованной на широкие полосы. Пижон… блин.